Но муж сестры устроился на работу в Н-ское соединение. Сестра уезжала из Челябинска. Заведующая магазином, подруги уговаривали Фаю остаться. Фае очень хотелось остаться. Она мечтала поступить осенью в техникум. Но она боялась остаться одна. Она уехала с сестрой.
Каждую субботу и воскресенье из всех окрестных деревень в расположение соединения шли девушки. Они приезжали на автобусе за 20 километров. Они брели по узким тропинкам в сапогах, неся в руке туфли. Вечерами в субботу и воскресенье солдаты устраивали танцы.
Сначала Фая тоже ходила на танцы. Потом ей надоело.
Однажды зимой она принимала участие в стрелковых соревнованиях и заняла первое место среди женского обслуживающего персонала.
На соревнованиях она познакомилась с солдатом Колей. Он был татарин, воспитывался в детском доме. Неожиданно Коля сделал ей предложение. Может, потому, что Коле оставалось служить еще полтора года, может, потому, что она не восприняла это всерьез, или потому, что не испытывала к нему никаких чувств, Фая отказала.
К весне у Фаи сохранилась только одна мечта: скорее уехать отсюда.
Она тосковала по Челябинску, по подругам. Вера, одна из бывших челябинских подруг, прислала Фае письмо. Вера писала, что приехала в Акмолинск, и живет в общежитии, и работает на стройке, и что там очень интересно, и много интересных ребят, и чтобы Фая обязательно к ней приехала, и работа для нее найдется.
Фая несколько раз перечитывала письмо, а потом пошла на железнодорожную станцию. Она знала, что любой поезд довезет ее до Акмолинска. Но до станции она не дошла.
Военный поселок стоял на берегу реки. Фая остановилась на мосту и долго смотрела в воду, которая уже скинула с себя лед. Река была по-весеннему мутная и бурливая. Какой-то детский, уже забытый страх проснулся в Фае. Куда я поеду одна?
Между тем, жить с сестрой становилось все тяжелее. Фае надоели вечные придирки и упреки, надоело каждую ночь притворяться, что спишь, и слышать возню на кровати сестры.
Работа в столовой Фае не нравилась. Фая очень редко выполняла план. То у нее пропадали деньги. То пропадала посуда. Все это вычитали из зарплаты.
Официантки мечтали выйти замуж за офицеров. У одних были какие-то сложные романы, другие, видимо потеряв надежду, откровенно гуляли.
В столовой Фаю считали растяпой. Молодым офицерам доставляло удовольствие подсмеиваться над ней, особенно когда было много работы и Фая нервничала и суетилась.
Однажды вечером в столовой задержался молодой капитан. Фая обратила на него внимание еще несколько дней назад, когда он впервые пришел в столовую. Капитан обычно терпеливо ждал своей очереди, не грозился вызвать заведующую, не смеялся над Фаей, не пытался подмигивать и щупать самую разбитную официантку Настю.
Капитан спросил у Фаи, почему она такая злая?
— Я не злая, жизнь у меня тяжелая, — ответила Фая.
— Так расскажите, в чем дело.
— Подождите, вот уберу посуду, поговорим.
Капитан остался ждать.
Фая рассказала ему всю свою жизнь и пыталась объяснить свои сложные отношения с вилками, ножами, деньгами и другими официантками. Рассказала она это потому, что ей просто хотелось перед кем-то высказаться. Капитан слушал ее внимательно. Потом сказал, что он здесь в командировке от штаба округа и у него много своих дел, но что он обязательно поговорит с заведующей столовой.
Несколько раз случалось, что кто-нибудь из офицеров вел с Фаей подобные беседы, после чего следовало приглашение пойти в лес погулять или прийти в гости в гостиницу.
Но капитан больше ничего не сказал, попрощался и ушел.
На следующий день капитан говорил с заведующей. Но Фая сама понимала бесполезность такого разговора. Торговое дело хитрое, а к Фае самой можно было предъявить много претензий.
Капитан старался садиться в тот ряд, который обслуживала Фая. Однажды к столу капитана сел генерал из округа. Генерал долго выбирал блюда. Фая повернулась к нему спиной и спросила у капитана: «Что вы хотите?» На следующий день капитан сказал:
— Фая, в армии субординация, нельзя же спиной к генералу!
— А мне все равно, — ответила Фая и посмотрела в глаза капитану.
Капитан рассмеялся.
Вечером Фая предложила:
— Мы с Ниной сегодня ночью будем разводить костер и печь картошку. Пойдемте с нами.
Ночью они втроем сидели у костра, и капитан долго рассказывал. Он много ездил, много видел. Он говорил, что Фае надо уехать на большую стройку или на большой завод, и там ей будет интересно, и там у нее начнется новая жизнь. И это надо сделать обязательно. Фая рассказала о письме Веры из Акмолинска. Капитан сказал, что ей надо ехать к Вере.
Нина, у которой был долгий роман с одним лейтенантом, молча смотрела на костер и загадочно улыбалась.
В субботу вечером Фая пришла на танцы в офицерский клуб. Капитан сидел в стороне и слушал духовой оркестр. Сам он не танцевал. Фая подошла к нему:
— Вам, наверно, скучно у нас? В городе, наверно, интереснее?
— Нет, я привык ко всему.
После танцев Фая задержалась у выхода. Она боялась сама себе сознаться, но она знала, что если капитан к ней подойдет и скажет: «Фая, пойдемте со мной», — то она пойдет с ним и будет все, что он захочет.
Заметив Фаю, капитан остановился:
— Фая, я завтра уезжаю. Желаю вам всего хорошего. Спокойной ночи.
Фая очень холодно с ним попрощалась, а когда шла по темной аллее домой, заплакала.
Рабочий день кончился, и зам. Господа Бога по кадрам отдыхал, качаясь в гамаке. Вдруг он услышал покашливание ангела-письмоводителя.
— Почему вы не уходите? Опять за кого-нибудь будете просить! Ладно, выкладывайте!
Ангел-письмоводитель высморкался в платок и начал жалобным голосом:
— Ну, вот, помните, была такая Фая, образца тысяча девятьсот сорокового года? Вы ее сделали официанткой. Она добрая девушка, и мне ее жалко. Давайте ей поможем.
Зам. Господа Бога опустил ноги и остановил гамак.
— Насколько мне известно, она молодая, здоровая, рыжая девка. Спортсменка! Теперь вспомните, сколько на земле слепых, глухих, искалеченных, горбатых, паралитиков? А Фаю солдат Коля хотел взять замуж. По российским условиям это совсем неплохо. И мы ей должны помогать? Поселить бы ее, дуру, где-нибудь в Африке да заставить работать на плантациях, вот тогда бы она взвыла. А ей повезло, она родилась в стране, где все друг за друга отвечают. Случись что-нибудь с Фаей, заведующей столовой — выговор, командиру соединения — неприятность. Тем более местком обещал Фае бесплатную путевку. Они там совсем избаловали людей! Люди привыкли, что им помогают, что о них заботятся. Пускай Фая сама действует. А вам мой совет — забудьте о бабах! Бабы до добра не доведут. Идите.
И, сделав толчок ногами, зам. Господа Бога закачался в гамаке.
На мосту Фая задержалась, чтобы взять чемодан в другую руку.
КАКИМ Я БЫЛ ТОГДА
Я начал учиться играть на пианино в 15 лет. Дома у меня инструмента не было, и я занимался у учительницы. В день мне удавалось поиграть часа два, не больше. Одновременно я еще учился в военной школе. Я не буду сейчас объяснять, чем она отличалась от обыкновенной школы, но важно, что занятия у меня начинались в 9 утра, кончались в 5. Потом я ехал к учительнице музыки, потом домой готовить уроки. Я вставал в 5 утра и занимался до полвосьмого математикой. И еще приходилось чистить пуговицы, гладить каждый день брюки, подшивать воротнички.
Это я все рассказал к тому, что будь у меня возможность играть хотя бы по восемь часов в день — может быть, чего-нибудь я и добился.
А способности у меня явно были. Через год я уже играл первую часть «Лунной сонаты». Конечно, у Рихтера получалось лучше, но я разучил ее самостоятельно и тайно, потому что учительница мне запрещала даже мечтать о ней. Я имею в виду сонату, а не учительницу. Учительница была лет на десять меня старше, красива, и я, конечно, был в нее тайно влюблен, но не очень. Во всяком случае, мне большее удовольствие доставляли минорные гаммы (их я мог играть без конца), чем присутствие Нины Петровны (так, по-моему, зовут всех учительниц, но что поделаешь!), которая ругала меня за торопливость и за то, что опускаю кисть руки.