–– Вот видишь, дедушка, и дядя Коля говорит, что в жизни бывают ситуации, когда дать в морду просто необходимо, например, когда нужно защитить честь женщины. Я же не могу в суд подавать на каждого дурака и идиота. Уверен, что и дядя Юра, и дядя Вадим тоже дрались. – Юрочка сразу отвел глаза.
–– Дядя Юра, расскажите, – пристал Мишель.
–– Что тебе рассказать, Миша. Дрался я часто, но в основном просто от переизбытка энергии. Что называется, дрался до крови только, когда безотцовщиной дразнились… но все это в прошлом, в прошлом, – воспоминания явно не доставляли удовольствия Юре.
Валечка посмотрела на Вадима: я понял, что ей очень любопытно, дрался ли Вадим в детстве. Я был уверен, что нет, во всяком случае, мне ни о чем таком известно не было.
–– Для отца, наверное, это будет некоторым сюрпризом, но в детстве у меня тоже был один интересный случай, – начал Вадим. – К нам в класс пришел новый парень, и сразу начались всякие гадости. Мы все были уверены, что виноват новенький, но доказать ничего не могли. И вот однажды я застал его, когда он пытался посадить большого навозного жука девочке в косметичку. Я отнял у него жука и выкинул в окно. Парень очень разозлился. Когда я после уроков пошел домой, он подстерег меня и набросился сзади. Кончилось тем, что мы упали на землю, и я весь испачкался. Это все бы было ерундой, если бы утром отец не попросил меня надеть именно ту курточку, которую я испачкал. После занятий мы должны были ехать на какую-то выставку. К счастью, когда я вернулся, выяснилось, что отец задерживается. Мадлен стала меня отмывать и мазать йодом царапины, а Жан-Пьер побежал в магазин и на свои деньги купил мне новую курточку, почти такую же, как я испортил. Когда домой пришел отец, я был полностью готов.
–– Мадлен, ну ты и мастерица – помню, ты похвалил няню, папа, – курточка у Вадима выглядит совсем как из магазина. Мы с Сержем не удержались и расхохотались. Позже нам здорово за это попало от Жан-Пьера. На этом история не кончилась. На следующий день после школы за мной зашли Серж и Анатоль. Они поймали моего обидчика. Анатоль схватил парня за ухо и почти приподнял над землей. Серж по пунктам перечислял, что парень не должен делать и что должен запомнить на всю жизнь. Когда Серж заканчивал с одним пунктом и переходил к следующему, Анатоль приподнимал парня за ухо еще чуть-чуть выше. Больше никаких гадостей в нашем классе не случалось.
Мишель посмотрел на меня победно. Что сказать, я лежал на обеих лопатках, конечно, не потому, что переменил свое мнение о недопустимости драк. Я всегда был уверен, что полностью контролирую ситуацию в семье и знаю все, чем живут мои сыновья. А оказывается… Сколько еще раз жизнь ткнет меня носом в мое самомнение?
–– Миша, все рассказали про себя чистую правду, – Валечка говорила строго. – Про меня ты давно знаешь: да, мне приходилось драться вместе с Колькой, когда к нам приставали старшие мальчишки. Но это были безвыходные ситуации, в других случаях, я считаю, драки должны быть исключены. Ты должен все нам рассказать и доказать, что имел право на драку.
–– Тетя Валя, честно, я защищал Таньку. Сначала Сашка Маркелов стал дразнить меня вашим сиятельством. Таня за меня вступилась, а он ее обозвал и толкнул. Что мне было делать? Я и дал Сане как следует.
Наступила тишина. С одной стороны, оправдать драку было никак нельзя, с другой стороны, повод действительно был. Я знаю Таню. Хорошая, скромная девочка. Они вместе с Мишелем сидят за одной партой, время от времени Таня заходит к нам, и дети вместе делают уроки. Конечно, Мишель должен был Таню защитить, но не кулаками же.
–– Почему тебя назвали вашим сиятельством, ты что, вел себя нескромно?
–– Дедушка, ну ты совсем ничего не понимаешь. Санька влюбился в Таньку, вот он и обзывается.
–– При чем же здесь ты? – Я заметил, что после моего вопроса у всех, даже у Вадима, появилась смешинка в глазах. Я действительно, видимо, что-то пропустил.
–– Дедушка, мы же с Танькой пожениться решили, когда нам по восемнадцать исполнится. – Вадим хмыкнул. Я почувствовал себя старым, тупым ишаком.
Валя
Мы потихоньку разбираем мемуары. Леонид Львович описывал день за днем, жизнь текла однообразно и спокойно, но вот настал трагический день, когда Леонид Львович сделал запись о смерти любимой дочери. За простыми, скупыми словами проступило огромное человеческое горе, на которое накладывалось полное отсутствие взаимопонимания с графиней. Графиня настаивала на немедленном отъезде в Париж, естественно, без Федора. Леонид Львович уже потерял дочь, теперь он терял и любимого младшего сына: его подарила женщина, которую он боготворил. Будучи дипломатом и хорошо разбираясь в политике, Леонид Львович осознавал, что Первая мировая война неминуема. Он предвидел, что разлука с Федором может быть не просто очень долгой; он предвидел, что разлучается с младшим сыном навсегда.