Как только я услышал эту историю в их сумбурном изложении, я велел Ги немедленно приняться за исцеление несчастной. Он имел некоторый опыт в знахарстве и нередко помогал мне, а особенно дяде, при простудах и зубных болях. Теперь ему предстояло вылечить прекрасную незнакомку.
Гуччо с честью справился с сим делом. Девушка открыла глаза, обвела затуманенным взором наши лица... "Как звать тебя?" - почему-то шепотом спросил я. "Соломия", - слабым голосом ответила она.
Стоит ли говорить, что она осталась в доме, ибо была совсем слаба и беспомощна? Стоит ли говорить, что меж нами вспыхнуло то божественное чувство, кое люди называют любовью?
Не стану описывать дни, проведенные рядом с Соломией. Скажу одно: я был счастлив. Коротко она поведала мне свою печальную историю. Некий купец похитил её из Кутхемеса (но родина её - Канталия, а в Агране она жила с дедом и теткой) и привез сюда, в Тим. Ночью, на дороге в Нилам, на них напали разбойники. Пока купец и охранники сражались за свою жизнь, девушке удалось бежать. Один разбойник заметил её и бросился в погоню. Догнал он её лишь в городе... Жаль, что меня не было тогда с нею... Пытаясь вырваться из цепких лап негодяя, Соломия отчаянно сопротивлялась. Но разве могла она одолеть бандита? Он ударил её по голове, и последнее, что она увидела, был всадник, мчащийся по пустынной улице.
Соломия считает (и я с ней согласен), что всадник тот спас её. Иначе разбойник непременно уволок бы её в свое логово. Только... Куда же он делся? И почему спаситель бросил девушку? На эти вопросы мы не знаем ответов, и вряд ли когда-либо узнаем...
Затем... Затем вернулся дядя. Я объявил ему о своем твердом решении взять Соломию в супруги. Он не возражал. Напротив! Мой старый добрый Лансере даже заплакал от счастья!..
В этом месте рассказа Тротби колобок заметно помрачнел. Он пробурчал себе под нос что-то вроде "недолговечной радости земной" и отстал от спутников на несколько шагов. Он явно не желал слушать продолжения...
- Все разрушилось в один день... Купец, который похитил Соломию из Кутхемеса, оказался сыном визиря. Мы узнали об этом позже, когда... Когда в день моей свадьбы, на рассвете, в дом пришли стражники, и с ними - Лобл. Они обвинили дядю в убийстве (а накануне произошло ужасное происшествие: неизвестный пробрался во дворец наместника и отравил его); они связали ему руки и увели в темницу...
- И ты не вступился? - изумленно воскликнула Энна, до сего момента внимавшая Тротби хмуро и с недоверием.
- Вступился. Я успел заколоть одного стражника и ранить другого, но дядя неожиданно оттолкнул командора и бросился между нами... "Я не хочу, чтобы ты тоже стал их жертвой", - с горечью сказал он, глядя мне прямо в глаза. Тогда я повернулся и ушел к себе...
- У него был повод отравить наместника? - деловито поинтересовалась девушка. Кажется, она уже составила свой план освобождения дяди и теперь намеревалась обсудить его с попутчиками.
- Нет! Тот был его другом - единственным другом во всем Ниламе. Они часто встречались, вспоминали молодые годы... К несчастью, именно в тот роковой день дядя действительно посещал наместника, желая лично пригласить его на свадьбу. Но он не убивал его!
- Не понимаю, - рассердилась Энна. - Как же ты мог оставить дядю в темнице и уехать с Лоблом?
- Он вышел из темницы. Но какой ценой... Сын визиря, купец Аххаб, явился ко мне как-то и предложил такую сделку: я возвращаю ему Соломию, а он договаривается с градоправителем Хайме и тот отпускает моего дядю на свободу.
Надо сказать, что до тех пор в Ниламе правили по двое - наместник, который ведал также всеми окрестностями города, и градоправитель, который властвовал собственно в городе. Естественно, что наместник считался особой более важной, ибо его территория простиралась почти до половины страны и он имел большое влияние в Тиме и при тимском императорском дворе. Когда его отравили, градоправитель Хайме принял на себя все его полномочия и власть. Так что судьба Лансере теперь зависела от него...
Нечего и говорить, что я прогнал Аххаба вон. Но мысль о том, что брат моего отца влачит жалкое существование в мрачном подвале, не давала мне покоя ни днем, ни ночью. Наконец я решился и предпринял попытку тайно выкрасть Лансере из темницы. Увы. Двое слуг моих были убиты, сам я ранен, а дядю перевели из подвала в подземелье...
Внезапно Тротби прервал свой рассказ и оглянулся.
- Хей, Одинокий Путник, - вежливо сказал он. - Вон та маленькая серая лошадка слишком кокетничает с твоим каурым. Обрежь веревку. Эти клячи никуда от нас не денутся.
Серая лошадка действительно оказывала каурому недвусмысленные знаки внимания, отчего тот нервничал и тряс хвостом. Шон соскочил на землю, рассек кинжалом веревку и отогнал кокетку в конец процессии.
- И что же дальше? - спросил он, снова забираясь на каурого.
- А дальше... По совету Гуччо я написал прошение и отнес его градоправителю с поклоном (что было противно мне, но необходимо по этикету) и богатыми дарами. Мерзавец принял все, по-детски радуясь вазам и чашам тончайшего хитайского фарфора, самоцветам и золотым побрякушкам, однако в ответ на мою просьбу скорчил подлую мину и заявил, что Лансере - убийца, а потому окончит дни свои в темнице или под топором палача.
Я понял, что окружен такой же сплошной стеной, как мой бедный дядя. Я не мог прикоснуться к ней рукой и ощутить сырую твердь камня, но также я не мог и пробиться сквозь нее, дабы очутиться на другой стороне... В ярости и раздражении вернулся я домой; Соломия ждала меня. За весь долгий вечер мы не перемолвились и парой слов - лишь смотрели друг на друга, постепенно погружаясь в сумрак наступающей ночи. Не знаю, что сумела она увидеть в моих глазах, но в глубине её прекрасных очей я заметил удививший меня покой... Впрочем, я устал. Ничто уже не трогало меня. Я встал и отправился спать.
На следующий день Соломия исчезла. С ужасом осознал я, что вокруг меня завертелись какие-то злобные и невероятно мощные силы; близкие мне люди становились жертвами обмана или предательства; наконец, со мной остался один Гуччо, и я отнюдь не уверен в том, что завтра он ещё будет жив и свободен... Это открытие поразило меня. Неужели боги прокляли меня? За что? Отчего рядом со мною становится пусто, холодно и неуютно?
Не стоило труда догадаться, что Соломию искать не надо: она у Аххаба. Я пришел к нему в дом, с омерзением увидел его сушеную морду и гадкую ухмылку на синих губах. Он не отпирался. Да, девушка у него, и пришла она сама; он не разбойник, чтобы похищать её из моего дома; родом он из Аграна, где живут самые благородные мужи в мире; он купец, причем кристальной честности; я могу посмотреть ему прямо в глаза и в сем убедиться... Аххаб выпучил крохотные рачьи глазки и повращал ими, доказывая свою искренность. Затем он позвал Соломию, и по тому, как отворачивала она от меня взор, я понял, что купец не лгал... Молча ушел я оттуда. Камень на моем сердце стал тяжелее во сто крат.
Весь день я провел в страшных терзаниях. Гуччо напрасно отпаивал меня настоями лечебных трав: я был болен, болен душевно. Я так отчаянно хотел умереть, что почти уже умер... Она предпочла мне этого сморчка? О, женщина... женщина... женщина... Мириады мрачных мыслей роились в моей голове, отравляя каждый вздох и каждый выдох. Я выпил две бутыли крепкого красного вина и забылся на время. Но и в полудреме без конца возникали передо мной лица отца, матери, дяди, Соломии - всех тех, кого я уже потерял...
А к сумеркам домой вернулся дядя. Аххаб и здесь не солгал... Что ж, значит, Соломия не предавала меня? Наблюдая мои мучения, она решила ценою собственной чести спасти Лансере? Так оно и было. Теперь я мог проклинать себя за то, что усомнился в ней...
В течение пяти дней я не вставал с постели, послушно принимая настой Гуччо утром и вечером. На шестой день дядя, с целью отвлечь меня от мучительных дум и воспоминаний, дал мне запечатанный пергамент и попросил отвезти его на окраину Нилама, в дом его старого знакомого Граха, судьи. Не успел я проехать и трех улиц, как меня догнал Лобл. "Куда ты так торопишься, месьор?" - спросил он, нагло усмехаясь. Я не ответил. Тогда он скривился и сказал: "Не выношу знатных господ. Воротят нос от нас, простых смертных, как будто и не создавали боги всех людей равными! Но я испорчу тебе настроение... Нам нужен убийца наместника, и, кажется, на эту роль отлично подойдешь ты. Твой дядька свободен, девица в руках Аххаба - ничто и никто не держит тебя в доме; будущая жизнь твоя все равно разбита, так что я заберу тебя на рассвете и отвезу в Багес. Там, возле Иссантии, на берегу моря Запада есть неплохое местечко для опасных преступников... Ха-ха-ха!" Меня удивила его странная речь. С чего вдруг я должен заменить им убийцу? "Лобл, ты глуп и невоспитан, - сказал я. - Я не буду играть в ваши подлые игры. Ищи настоящего отравителя, а меня оставь." Он сплюнул в пыль, явно раздраженный моими спокойными словами. "Тогда твой дядька снова окажется в темнице! - крикнул он, гарцуя рядом со мной на своем кауром. - Выбирай! Ты или он!" Резко развернув коня, командор поскакал прочь, оставив меня в полной растерянности.