Так свершилось похищение невесты. О девице Хиде на следующий день говорил весь город. Злоумышленника искали, но никто и ничего о нем не знал. Нерадивых стражей, конечно, прогнали вон. Люди, имеющие дочерей на выданье, заперли их на сто засовов. Пару лун спустя все в городе стало по-прежнему, но тогда... О, как же мне было совестно! Пусть я знал, что помог влюбленным сердцам соединиться, но какой же тревогой из-за этого был охвачен город!
Думаю, ты и сама понимаешь, Энна, что Эль Бабен в казарме более не появлялся.
Шли дни. Я стал раздражителен и угрюм. Сааби пытался отвлечь меня от мрачных мыслей, но даже ему это не удавалось. И однажды он мне сказал жестокие слова: "Ты сдался, парень. Уезжай отсюда". Через несколько дней я уехал...
Ну, вот мы и пришли, Энна!
- Да, - она не стала возражать против очевидного, - Но, Одинокий Путник, ты все же не закончил свою историю. Давай возьмем вина, мяса и хлеба, поднимемся в комнату и там ты продолжишь...
- О-о-о... - застонал Шон. - Да я в жизни столько не говорил! Дай мне передохнуть, жестокосердая! Не то у меня отвалится язык!..
- Не отвалится, - успокоила его Энна. - Ну, ступай к хозяину. Да помни: комната должна быть с двумя кроватями.
* * *
Женщины - странные существа. Сотворяя их, боги наверняка пребывали в шутливом настроении, ибо вселили в них полную уверенность в то, что мужчина создан лишь для их удовольствия и хозяйственных нужд. Вот тут Энна ничем не отличалась от своих сестер. Королевским жестом отправив спутника добывать снедь и комнату с двумя кроватями, она удобно расположилась за столом в углу большого зала и с любопытством начала обозревать приезжих.
Здесь были и агранцы, и тимиты, и багессцы, и троица северян с дикими красными лицами, и даже один чернокожий, судя по приличному виду - из Пунта. Шон оказался прав: на границе, где проходит торговый путь, было людно.
Все спокойно сидели, негромко переговариваясь между собой, пили пиво, ели баранину с бобами или простые лепешки с козьим сыром. Энна, облаченная в мужское одеяние, привлекла их внимание, но ненадолго. Эти странники всякого навидались в своей жизни, так что их могло бы удивить разве что появление здесь медведя с рогами. Те, что помоложе, все же пытались поймать Эннин взгляд, но пришел Шон, сел за стол, и они вновь занялись своей трапезой.
- Что? Будет нам комната? - спросила девушка, принимая из рук юного подавальщика огромное блюдо с бобами.
- Да, - кивнул Шон, - с двумя кроватями.
- Моя у окна, - быстро сказала Энна.
- Не знаю, есть ли там окно. Хозяин говорит, что все комнаты уже заняты, и нам с тобой он дает ту, которую обычно никто не берет.
- Наплевать! - беззаботно махнула рукой Энна. - Если там нет окна, я буду спать у стены, где оно должно быть.
Шон не ответил - рот его был набит бобами и мясом.
Близились сумерки; большой зал постоялого двора постепенно пустел. Гости уходили в свои комнаты, дабы там найти покой и одиночество. Уставший хозяин стоял у открытой двери и задумчиво смотрел в темное небо, на коем уже зажигались первые звезды.
- Пойдем и мы? - спросила Энна, отодвигая пустую кружку.
Шон встал, бросил хозяйскому псу кость с клочками мяса, и неспешно направился к лестнице. Его юная спутница, рачительным взором оглядев стол и не обнаружив на нем более ничего съедобного, пошла следом.
Их комната оказалась на втором этаже, в самом конце длинного и очень темного коридора. Шон достал из глубокого кармана шаровар железный, чуть не насквозь проржавевший ключ, пошуровал им в замочной скважине. Со скрипом, стонами и охами дверь отворилась.
Здесь было тесно; теплый затхлый воздух с порога волнами вырвался в коридор. Окно - маленькое, в грязных разводах - по всей видимости, никогда не открывалось; серая паутина свисала с него наподобие рваных занавесей. Меж двух узких и длинных кроватей помещался низкий стол, а более тут не было ничего.
- Как видишь, - сказал Шон, - окном тебе придется делиться со мной оно как раз посередине.
- Ладно, - махнула рукой Энна, бросая мешок на кровать. - Ну же, Одинокий Путник, рассказывай дальше свою историю.
Шон подошел к окну, протер его рукавом.
- Я вижу холмы, а за ними долину - ту, по которой мы шли. Мир велик он гораздо больше, чем я могу себе представить, однако все дороги в нем непременно когда-нибудь пересекаются. Мне довелось испытать это на собственном опыте...
Он растянулся на кровати, уставился в низкий обшарпанный потолок, весь облепленный паутиной. Пауза не затянулась надолго - Шон и сам уже хотел продолжать; прошлое захватило его вдруг, что было странно, ибо он всегда жил настоящим. "Может быть, - мелькнула в его голове не слишком оригинальная, однако новая для него мысль, - следует хотя порою погружаться в былые времена, дабы лучше почувствовать будущее? Память связана с душою; как сильна эта связь?"
- Года через два после того, как я покинул наемную армию Тима, начал Шон внезапно, - я встретил своего старого приятеля Сааби. Он жил в Леведии, в маленькой деревушке под Цинцеротом. У него был вол, старая лошадь и ещё пара собак. "Дружище! - воскликнул он со слезами на глазах. Ты жив?" Я засмеялся: "А почему я должен быть мертв?" Сааби глубоко вздохнул и, ничего на это не ответив, угостил меня темным и крепким пивом собственного изготовления. Мы выпили. Я хорошо видел печать грусти на красивом лице друга. Мне показалось сие очень странным, так как прежде я знавал его как веселого, смешливого парня, - ах, Энна, как мы проказили! как шутили! Никогда более не стану я так открыт и чист - а впрочем, никогда более я не стану и молодым...
Но в натуре моей и теперь нет осторожности, изворотливости и прочих черт, присущих часто агранцам и тимитам. Для меня намек равносилен обману и лжи. Поэтому я прямо спросил Сааби, отчего он так печален и не могу ли я помочь ему. Он покачал головой. Мы выпили еще. Молчание становилось тяжелым; я нахмурился, пытаясь уловить во взгляде друга, не я ли тому причиной. Видимо, он почувствовал мою тревогу. "Нет, Шон, - сказал он. - Ты ни в чем не виноват. Это все тот, другой..." Я ещё не понял, в чем дело и кто же этот самый "тот, другой", но от ужасного предчувствия волосы зашевелились у меня на голове. "Кто? - спросил я. - Кто?.." Сааби пожал плечами, как бы готовясь сообщить очевидное, и ответил: "Эль Бабен".
Я вздрогнул. Это имя я успел позабыть; вообще вся та история давно не волновала меня. Столько воды утекло с тех пор, столько дорог я прошел и столько судеб узнал... "Что ж натворил этот человек? - недоуменно вопросил я друга. - Ведь он прослужил с нами едва ли год? И, сдается мне, за это время ты не молвил с ним и двух слов?.." Сааби грустно улыбнулся, а затем рассказал мне...
Он - он, а не Эль Бабен - любил красавицу Хиду. Его - а не Эль Бабена - любила она. Проклятый агранец преследовал их по пятам. Он следил за Хидой, следил за Сааби; он отравлял им каждый миг встречи; он всегда был третьим. Однажды Эль Бабен и впрямь попытался посватать девушку, да только не родители её, а она сама с гневом отвергла его предложение. Он стал ещё более назойлив, обнаглел невероятно и презрел все правила приличного поведения. Родители Хиды, по просьбе дочери, наняли стражников для охраны дома от этого маньяка... Видимо, тогда он и решил действовать иначе...
К несчастью, Сааби никому не открыл тайну своего сердца. Даже мне, другу. (Видишь, Энна, иногда и похвальное умение держать язык за зубами может сослужить плохую службу. Разве стал бы я помогать Эль Бабену украсть девицу, если б знал, что она - возлюбленная Сааби?!) Так что, сам того не ведая, я совершил страшное преступление против единственного верного товарища.
Подлый агранец не просчитался: Хида досталась ему, а между мной и Сааби выросла стена, которую уже невозможно было разрушить. Конечно, мой друг не винил меня ни в чем - и сейчас он подтверждал мне это добрыми словами и спокойной улыбкой, - но при всем желании он уже не мог так доверять мне, как прежде, так любить меня и...