До Астрахани летели долго. АН-2 мотало на воздушных ухабах, но он настырно продирался к намеченной цели. Кажется, не было ни одного мало-мальски крупного городишки, где бы этот труженик неба не сделал посадки. В порт назначения прибыли за полночь. В суматохе сборов Андрей забыл узнать, как ему добираться до комендатуры, и всю дорогу прикидывал, у кого лучше об этом спросить. В итоге, пришел к выводу, что ночью в чужом городе самый надежный источник информации — таксисты. Они знают всё.
Но, к великому удивлению, его встречали. Едва остановился винт, распахнули люк и выбросили трап, как от края бетонки к самолету помчался газик. Лихо, затормозив у самого трапа, матрос — водитель, не выходя из кабины, прокричал:
— Капитан Платонов! Из Баку!
На ночлег разместили в кабинете коменданта. Матрос принес комплект постельного белья, электрический чайник и граненый стакан с большой алюминиевой ложкой. Показал где умывальник и гальюн. Сообщил, что в 5.30 Платонову необходимо быть на речном вокзале, у причала №7. Там его будет ждать катер. Объяснил, как туда пройти. Пожелал спокойной ночи и удалился.
…Просыпающаяся летняя Волга была красива. Над спокойными водами великой реки клубился розоватый туман. Ещё невидимое солнце золотило верхушки деревьев, а по земле распластались вытянутые темно-фиолетовые тени. Поливалки мощными серебряными струями мыли асфальт. Пахло водой и цветущими левкоями.
Странные выкрутасы иногда преподносит жизнь. Кто бы мог подумать, что вдруг Андрей окажется в городе, где бывал ещё трехлетним пацаном во время войны?
Из тех далёких дней память выхватила и надежно сохранила немногое.
Запомнилось грязное окно, наполовину задернутое занавеской. За окном валил густой мокрый снег. У окна стоял стол, покрытый клеенкой. На столе — большая банка черной икры и ломти хлеба. Мать, уходя на работу, строго-настрого запретила выходить на улицу и открывать кому-либо дверь. Он в доме один. Было холодно и тоскливо. Огромной ложкой он выковыривал из банки осточертевшую икру, намазывал на хлеб и ел, ел, ел…
Потом вспомнился какой-то подвал. Ящик с телефонным хламом: трубки, наушники, шнуры с латунными наконечниками, круглые плоские коробки с вращающимися дырчатыми дисками, провода. Через открытую дверь виднелся кусок освещенного длинного зала с рядами черных стоек, за которыми в гарнитурах сидело много тетенек. Мама была где-то среди них. Где, не видно, но он точно знает, что она там. У неё ночная смена и он сегодня будет ночевать здесь. На ночь его одного дома не оставляют.
И ещё одна картина врезалась в память: Больница, палата. На койках, кажется, пятеро или шестеро. На улице метет пурга. Осатанело воет ветер, и кто-то отчаянно колотит по пустой бочке. Темно. Никто не спит, хотя строгая медсестра уже дважды приходила и грозилась, что скажет врачу и их вытурят. Один малый рассказывает, что вон там, за забором кладбище. На кладбище — мраморный памятник женщине, который давным-давно поставил богатый перс. В безлунные ночи у мраморной женщины светятся фосфором глаза. Обитатели палаты, сгрудившись у окна, вглядываются в темноту. Смотреть надо, не моргая долго-долго, пока не появятся две зеленых точки. Это и есть глаза мраморной женщины. Страшно…
Эти эпизоды появлялись в воображении как вспышки, исчезали на годы и опять возникали вдруг. Иногда во сне. Откуда эти видения он не знал, но чувствовал, что появляются они не спроста.
Тайна их открылась случайно. В училище, когда курсантам оформляли допуска, мама в письме, сообщая о родственниках, писала, что в сорок третьем году они жили в Астрахани: отца после ранения направили туда в школу младших командиров. Дома отец практически не бывал. Мама работала телефонисткой и в ночную смену брала Андрея с собой. Днем он оставался один. В городе было полно цыган, воров и всякой швали, поэтому из дома ему запрещали выходить. А после того как он, нарушив запрет, однажды убежал на Волгу, его выпороли и стали запирать на замок. Потом он заболел и долго лежал в больнице. Через полгода, когда отец опять уехал на фронт, они с мамой вернулись домой в Сибирь.
И вот теперь почти через тридцать лет он также неожиданно оказался здесь и опять толком так и не увидел города…
Катер, взмутив винтами воду, понесся, круша утреннее великолепие. Примерно через час были на месте. Командир батальона, тучный майор в потертом кителе, перехваченный портупеей как пивная бочка обручем-бандажем, поздоровавшись, усмехнулся:
— Чего они тебя пригнали? Всех резервистов мы ещё вчера отправили по домам. А завтра вообще все эти игрушки заканчиваются. Впрочем, ты не переживай, ещё успеешь навоеваться.— Он улыбнулся и стал похож на Тараса Бульбу.— Отдохнешь пару дней, а мы тебе подготовим необходимую для доклада справку. Комендант гарнизона улетел на похороны брата в Чарджоу и оставил меня старшим на астраханском рейде.