В новой должности Мирза Аббасович освоился быстро. Командованию нравился этот энергичный руководитель, а курсантам иностранцам — никогда неунывающий и общительный начфак. Вскоре он получил звание капитана первого ранга и, почувствовав близость небес, на которых обитают боги, постепенно отошел от повседневных дел, перепоручив их своим заместителям. Сам же сосредоточился на представительских хлопотах — с восточным размахом встречал и провожал многочисленных помощников атташе, иностранных адмиралов и высоких проверяющих лиц, не забывая в этих хлопотах и своих интересов.
… В тот день он с утра договорился на шкиперских складах флотилии о получении для своей дачи в Пиршагах двух витринных стекол и трех упаковок розовой чешской плитки. Дал команду начальнику кафедры капитану 1 ранга Пятнице распоряжение подготовить к поездке газик и назначить водителем старшего мичмана Дмитрия Полухина — известного в училище мастера на все руки.
Полухин потом рассказывал на кафедре:
— Приехали мы на склады. Мирза приказал подогнать машину прямо к пакгаузу и поставить её поперек железнодорожного полотна, чтобы было удобнее грузиться. Я ему говорю, что так нельзя. Вдруг начнут подавать состав. Но где там! Отмахнулся. Ставь, говорит, мы быстро. Стекло погрузили и собрались уже уезжать. Тут Гамбаров вспомнил, что забыли чешскую плитку. «Давай бегом, — приказал он. — Через десять минут у них начнется перерыв, потом придется целый час ждать». И мы рванули…Дальше всё произошло стремительно — крики, матюги, свистки, скрежет металла…По той ветке, где осталась машина, сдавали состав из восемнадцати вагонов. Газик сразу расплющило и как пустую консервную банку протащило по рельсам ещё метров сто…
Начальник училища бушевал и матерился, не сдерживая эмоций. Перед ним, склонив голову, стоял, «руки по швам», виновник ЧП. Его кремово-бледное лицо было покорным и печальным, грустные оленьи глаза выражали глубокое раскаяние. За всё время гневной тирады адмирала он не произнес ни слова. Жалкий вид грешника действовала на начальника обезоруживающе. Он начал выдыхаться и вскоре совсем замолчал.
В кабинете стало так тихо, что ритмичные щелчки храповика от колебаний массивного маятника старинных часов в дубовом футляре воспринимались тяжелыми ударами молота по наковальне.
— Ты понимаешь, — после тягостной паузы вновь заговорил адмирал, — что это подсудное дело и что я должен немедленно доложить в Москву? — Он кивнул в сторону кремовой «вертушки» с гербом.
— Так точно! — глухо выдавил Гамбаров, но тут же добавил:
— Дайте мне три дня!
— Для чего? — удивился начальник.
— Если через три дня я не соберу машину и не оформлю на неё все документы, то вы докладываете в Москву и заводите на меня дело.
Начальник не ожидал такого поворота и надолго задумался.
— Хорошо, — неуверенно согласился он, — я доложу командующему Флотилией этот вариант…
…Трое суток все мичманы лаборатории трудились без отдыха. Из четырех ржавых ходовых, трех покореженных кузовов и пяти неработающих двигателей, в тот же вечер привезенных Гамбаровым на кафедральную «техничку», они собрали нечто невероятное и почти не отличающееся от покойного газика, а на четвертые сутки Мирза Аббасович, положил на стол начальника училища новенький техпаспорт на созданный кафедральными умельцами автомобиль…
Однако после этого случая, в Гамбарове произошли внешне почти неуловимые, но весьма существенные перемены. Он вдруг решил, что может всё, и перестал контролировать себя. На этом и погорел.
…Зимняя экзаменационная сессия приближалась к завершению. Оставался один экзамен, а за ним маячили долгожданные каникулы. Курсанты четвертого курса из ГДР с немецкой пунктуальностью уже проложили на карте, висевшей на стене комнаты отдыха, генеральный маршрут Баку — Москва — Берлин. В опорных точках были указаны дата, время вылета и время прилета. Куплены билеты и посланы телеграммы родственникам. В успешной сдаче экзамена никто из них не сомневался. Группа была сильной. Но тут распоясалась апшеронская зима. Три дня, не переставая, пуржило. Дороги замело. Транспорт стал. Немцы заволновались. Четко спланированный график убытия оказался под угрозой срыва. Этого они допустить не могли. В кабинет к начальнику факультета за выяснением обстановки прибыл старший национальной группы пятикурсник Михаэль Круз.
— Товагыщ капитан 1 ранга, — грассируя, обратился он к Гамбарову, уткнувшемуся в какую-то служебную бумагу, — у нас завтрга в 22.30 самолет на Москву.