Дек поскорее отполз в кусты. Самое время бежать! Хозяин слишком занят своей ушибленной персоной — сейчас он вовсе позабыл о слуге. Но скоро Гавий вспомнит о нем. Вспомнит — да будет поздно! Нет уж. Старый Дек не такой болван, каким кажется. Всю жизнь он проработал у Гавиев, изучил их вдоль и поперек. Одни Гавии ему нравились, другие — вовсе не правились, а этот, последний, — и дурак, и подлец, ничтожная дрянь, одним словом. Старый Дек потихоньку покинет его и вернется в Тарантию, в обжитой дом в центре столицы. И будет жить там, сторожить дом и хозяйское имущество, пока не объявится какой-нибудь дальний родственник.
Потому что с теперешним Гавием — и Дек видел это слишком ясно — покончено.
Паромщик приблизился к Гавию вплотную — рыхлая, воняющая землей туша. Почерневший рот раскрылся, пахнуло гнилью.
— Ну что, сводный братец? — низким, рокочущим голосом произнес «паромщик». — Вот мы с тобой и встретились!
Дикие вопли Гавия долго еще преследовали убегающего Дека, пока тот, не разбирая дороги, несся вдоль реки, обратно в Тарантию.
Грумент, проснувшись в своем особняке, обнаружил — к собственному возмущению — что в доме нет ни одного слуги. Все разбежались кто куда. Поначалу он приписал это какому-то мятежу, который, вероятно, начался в столице.
Ничего удивительно — при правлении короля-варвара!..
Однако ближе к полудню кое-какие слухи стали доходить и до Грумента, который отважился выйти на улицу и прогуляться. Никаких признаков мятежа он не обнаружил; равно никто из врагов не пытался штурмовать столицу Аквилонии. Ничего такого. И все же прохожие выглядели бледными и взволнованными, и на всех углах, на площадях, возле фонтанов собирались зеваки по двое, по трос, а то и небольшой толпой. Все они переговаривались, взволнованно размахивая руками и то и дело повышая голос, чтобы вскрикнуть: «Не может быть!», «Какой ужас!» или «Поделом вору и мука».
На одном углу Грумент вдруг заметил своего камердинера и устремился к нему. Однако камердинер при виде хозяина побелел, как стена, возле которой он околачивался, подскочил на месте — точно узрел призрака — и бросился бежать со всех ног.
Толпа сомкнулась, не пропуская Грумента и позволив нерадивому слуге скрыться.
— Что происходит? — выкрикнул Грумент, с ненавистью разглядывая глупые плебейские рожи, которые пялились на него со страхом и отвращением. — В чем дело? Куда все разбегаются? В городе чума?
— Хуже, господин, — промямлил один из простолюдинов, которого Грумент ухватил за горло и тискал, не на шутку угрожая придушить. — Ожившие мертвецы! Нападают на богачей! -
Грумент отпустил зеваку и широкими шагами удалился. Он возвращался домой. Тарантия охвачена паникой. И Грумент лучше, чем кто бы то ни было, догадывался о причинах этой паники. А это означало…
Это означало, что проклятый король-варвар либо уже все знает, либо скоро пронюхает правду и явится прямиком к Грументу. Копан ненавидел магию и не делал из этого тайны. И Грументу лучше поостеречься. Покинуть столицу так, чтобы об этом никто не знал, ему уже не удастся — за его домом наверняка следят. И то неслыханное, о чем шепчутся на улицах, то, что восстало из могил, взывая к отмщению и справедливости, тоже стережет Грумента. Оно может оказаться где угодно. Самым безопасным местом является особняк.
Грумент забаррикадировал двери, закрыл окна ставнями, обложился оружием и стал ждать.
Времени прошло совсем немного, когда в дверь постучали. Грумент усмехнулся, но даже не пошевелился. Если им так нужно войти, пусть ломают дверь. Это займет у них немало времени. А к тому моменту, когда стражники будут здесь, они изрядно подустанут, и справиться с ними не составит большого труда.
— Откройте именем короля! — прокричал чей-то громовой голос.
Очень хорошо. Пусть трудятся. Им за это жалованье выплачивают. Грумент фыркнул и провел пальцем по острию своего меча. Отец недурно обучил его фехтованию. Нанимал для отпрыска лучших учителей. Вообще, надо признать, заботливый был папаша. Только вот зажился на свете, так что пришлось его поторопить. Единственный его недостаток.
Внизу что-то рухнуло. Грохот раскатился по дому. Грумент вскочил. Как быстро! Сколько же там народу? Они, похоже, решили штурмовать дом, словно вражескую крепость! Уж не таран ли они с собой прихватили?
Но все оказалось гораздо хуже. Нет, тарана с городскими стражниками не было. Зато с ними был сам король Конан, собственной персоной. В сером плаще с капюшоном, с обнаженным мечом в руке, киммериец ворвался в комнату, где отсиживался Грумент.
Тот вдруг узнал соглядатая, который шпионил за его домом. Так вот кто был тот неведомый человек! Так вот почему наемные убийцы так и не явились за своей платой! Ничего удивительного — король Конан мог передушить их одной рукой, как слепых кутят.
И теперь этот страшный человек, этот варвар на королевском троне, стоял перед Грументом и весело улыбался — как будто они встретились за кружкой доброго темного эля где-нибудь в придорожной таверне. Старые друзья-приятели.
— Я предлагаю тебе положить оружие и сдаться, — сказал Конан. — Расскажешь обо всех своих преступлениях, и я позабочусь о том, чтобы твое упитанное тельце не досталось на завтрак мертвецам.
— Я не совершал никаких преступлений! — выкрикнул Грумент в отчаянии и поднял меч.
— Почему-то я сильно сомневаюсь, — ответил Копан. — Но если ты хочешь — сразимся. Надеюсь, ты умеешь владеть этой железкой, в которую ты вцепился, точно в материнскую сиську?
Зарычав, Грумент кинулся на короля. Стражники, которые поднялись в комнату вслед за его величеством, столпились у входа. Никому из них не приходило в голову вмешаться в поединок. Они уже знали, что король Конан терпеть такого не мог. После боя виновник отправится под арест, а то и вовсе вынужден будет покинуть Тарантию и королевскую службу. Поэтому они просто наблюдали, время от времени разражаясь воплями и издевательским хохотом.
Грумент огромными прыжками скакал комнате, то и дело налетая на громоздкую мебель. Конан, точно дикая кошка, скользил за ним. И непрерывно улыбался. В полутемной комнате с закрытыми ставнями то и дело мелькала белозубая улыбка варвара ослепительная на загорелом обветренном лице.
Затем последовал выпад. Один-единственный. Меч вылетел из руки Грумента и с низким звоном вонзился в деревянные ставни. Грумент метнулся к своему оружию, по Конан, совершив мгновенный, неуловимый для глаза прыжок, оказался у него на пути. Улыбаясь, король покачал головой.
— Даже не думай об этом, вонючка. Ты арестован. Моим именем ты будешь препровожден к месту казни… Берите его, ребята! — обратился он к стражникам, и они, как спущенные с привязи цепные псы, кинулись на осужденного.
Пока крепкие солдатские руки вязали преступника, король Конан стоял над ним, широки расставив ноги, и перечислял назидательным тоном — как будто делал внушение напроказившему ребенку:
— Ты, дорогой мой, обвиняешься в клевете. Из-за тебя чуть не казнили неповинную женщину. Нехорошо! А еще аристократ и богатей. Фу, фу, фу. У бедняжки ведь есть ребенок, ты не знал? Девочка. Очаровательная малышка. Не в пример тебе, гадкий дурак. Ты обвиняешься в том, что обратился к тайному магу. Магия в Тарантии запрещена. Забыл? Ах, дурашка. Запрещена, запрещена. Ты убил родного отца. Очень дурной поступок. А потом убил и тайного мага. Это единственный хороший поступок в твоей жизни. Но вот грабить его не следовало. Следовало отнести все его денежки в мою казну, а заодно сдать туда и долговые расписки… А, ты ничего не знал о долговых расписках? Были, были такие. И все, кто в них упомянут, будут арестованы и понесут справедливое наказание. Тащите его, ребята! — Эта последняя фраза была обращена к солдатам.
И господина Грумента, связанного по рукам и ногам, вытащили из его собственного дома и с шутками, прибаутками и издевательскими песнями потащили по улицам Тарантии.
Герольд в полном официальном облачении ждал Конана внизу. Oн возглавил шествие, по дороге выкликая:
— Смотрите, жители Тарантии! Смотрите на человека, из-за которого мертвецы вышли из могил! Смотрите и на нашего доброго короля, который схватил его и сейчас предаст справедливой казни! Смотрите! Смотрите, жители Тарантии!