В первый день пятого класса в школе № 33 мама и Вивиан проводили Деминя и Майкла на улицу. Из остальных домов по всему кварталу струились дети – большие и маленькие, сестры и братья, – а на светофоре стояла регулировщица-пуэрториканка, которая всегда говорила сахарным альтом «Доброе утро, хорошие мои». Средняя школа Риджборо была как будто во многих милях от дома Кэй и Питера.
Он слышал, как они переговаривались за стенкой спальни.
– Это прозвучит ужасно, но, может быть, с ребенком помладше было бы легче, – сказала Кэй. – Когда ребенок – чистый лист.
– Мы ждали ребенка помладше много лет, – ответил Питер. – Даже когда еще сомневались насчет Китая.
– Знаю. Но иногда мне сложно понять, как себя с ним вести.
– Будь собой. Разве дети не чувствуют, когда ты ведешь себя неестественно?
– Ты весь день в колледже. Уверен, что не можешь хотя бы иногда работать дома? У нас есть кабинет, можешь писать здесь.
– Давай не будем опять об этом, – сказал Питер. – Ты же знаешь, у меня очень важный семестр.
– Вряд ли тебя не сделают завкафедрой только потому, что время от времени ты пораньше уходишь домой. Это же баланс работы и личной жизни. Ты там уже целую вечность, они знают и тебя, и то, как ты работаешь. Это ничто не изменит.
– На должность баллотируется Валери. У нее нет детей и на одну книгу больше, чем у меня. Прямо сейчас мне надо работать больше, а не меньше.
– Милый. Ну правда.
– В науке нет баланса работы и личной жизни. Уж ты-то должна это знать, хотя у женщин все может быть по-другому. Нет тех же ожиданий, того же драйва.
– Ну да, – рассмеялась Кэй. – Драйва у нас нет! Мы должны воспитывать детей, готовить, работать, преподавать, проводить исследования и писать собственные книги. Мы должны поддерживать мужей, следить, чтобы ничего-ничего не мешало им заниматься их очень важной работой. И мне невероятно повезло – я навсегда останусь адъюнктом.
– Ну, ты же сама этого хотела. Вот и пожалуйста.
– Слушай, так нечестно. Ты тоже этого хотел.
Тишина. Если Кэй уйдет от Питера к другому, Деминя придется отправить обратно в город?
– Хотел же, – сказала Кэй, – правильно?
– Конечно.
– Как думаешь, мы справимся?
– Конечно, – ответил Питер. – В этом преимущество патронатной семьи. Можно примерить роль родителей на себя, посмотреть, что будет.
– Я боюсь слишком привязаться. Тетя или мать может прийти за ним в любой момент.
– Не думай о завтрашнем дне.
– И не то чтобы я считаю, будто хорошими могут быть только биологические родители, но это тяжело. Это не приходит само собой, естественным образом, хоть мне и не нравится пользоваться таким эссенциалистским термином.
– Не всё сразу. Когда он пойдет в школу, станет проще. Он найдет друзей. Сама увидишь.
– Я хочу, чтобы он раскрылся. Рассказал о матери, о городе, о чем угодно.
– Он многое пережил. Не дави на него.
Снова тишина, и Деминь уже отходил от стены, когда услышал Питера:
– Может быть, это культурное, что он такой сдержанный?
– Может. Может. Ох, ну что мы наделали? Заставляем его жить в городке, где нет ни одного азиата? Я вполне пойму, если он нас возненавидит.
– Не скажу, что нам будет легко, – сказал Питер. – Но детям любой расы – белым, черным, фиолетовым, зеленым – трудно найти свое место. А также толстым и тем, у чьих родителей мало денег.
– Это правда, – сказала Кэй. – Я вот была книжным червем в очках. Никогда не чувствовала себя на своем месте.
– Психологические проблемы – по сути дальтоники.
– Если всё получится, нужно обязательно проследить, чтобы он не отрывался от корней. Поговорю с Элейн насчет того летнего лагеря.
– Мы о нем позаботимся. Это самое главное, и он это знает.
Деминь прижался ухом к стене, но слова Питера становились тише, превращались в кашу.
Он шмыгнул в кровать. Его мать была низенькой, круглой и ничем не похожей на Кэй. Не думай о ней. Его мать разговаривала руками и разрешала смотреть телевизор сколько захочется. Не думай об этом. Кэй и Питер разрешали только три часа телевизора в неделю. Они предпочитали канал PBS.