Проходя мимо железной дороги, он услышал позади шаги и напрягся, ожидая увидеть Коди с приятелями.
– Эй, – сказал мальчишеский голос. Деминь встал в стойку. Но это оказался не Коди, а паренек, за которым Деминь наблюдал с любопытством, – Роланд Фуэнтес. Он отличался от остальных детей – тоже не был одним из них. Деминь слышал, как фамилию Роланда произносили с преувеличенным акцентом, растягивая слоги в насмешку, но Роланд никогда на это не реагировал. – Эй, – говорил он теперь Деминю. – Я Роланд. А ты Дэниэл, да?
Роланд Фуэнтес учился в матклассе для умных, вместе с девочкой из столовой – Эмили Нидлс. В городе он бы легко сошел за своего, но в Риджборо из-за своей резкости и целеустремленности он вызывал подозрения. Он выставлял подбородок, его глаза метались, как пугливые птички. Его кожа была намного смуглее белизны Шона Уэкера и Эмбер Битбургер – белизны, как у дорогой бумаги, а темные волосы были тонкие, как у младенца, и редели или, возможно, такими и росли, ведь не может мальчик облысеть еще до перехода в старшую школу.
Вместе они перешли пути, пиная гравий. Насколько знал Деминь, поезда здесь не ходили никогда.
– Ты из класса Хлампкин?
– Ага.
– А я у Мур.
Деминь это знал, но не сказал.
– Ты где живешь? Я на Сикамор-стрит.
– Я рядом, – ответил Деминь. – На Оук.
– А ты откуда?
От Роланда этот вопрос почему-то не раздражал.
– Из Бронкса.
– Круто.
– А ты? – спросил он.
– С Марса! – Роланд был маленьким, но голос у него звучал ниже, чем у остальных мальчишек, – серьезный скрипучий баритон. – Шучу. Отсюда. Риджборо, – с деланой отчетливостью выговорил он.
Роланд сказал, что они с мамой живут на углу Сикамор, а папа умер.
– Но я его не помню. Он умер, когда мне было три с половиной. Погиб в аварии.
– Мой папа тоже умер, – сказал Деминь. Ему вдруг захотелось подружиться с Роландом – на самом деле с кем угодно. – В Китае.
– А мама тоже умерла? Которая настоящая.
Ответ выскочил раньше, чем он смог его остановить.
– Да.
За ужином Питер спросил Деминя, как прошел его день в школе, и Деминь сказал, что хорошо, что он нашел друга. Кэй спросила, нравятся ли ему учителя, и он сказал, что они ничего, только скучные. Она рассмеялась и выговорила: «Ламп-кин!»
– Ну и имечко, – сказал Питер. – Дети наверняка наслаждаются вовсю.
После ужина Питер и Кэй научили Деминя правилам джин рамми, и они сидели вместе за кухонным столом и играли в карты до темноты.
Наверху, в тишине комнаты, Деминь говорил по-фучжоуски с матерью и извинялся за то, что сказал, будто она умерла.
У Роланда и Деминя не было общих уроков, не считая физкультуры, но на переменах они вместе уплетали сэндвичи и вместо двора зависали в компьютерной комнате, где играли крошки и ботаники из всех классов. Иногда они видели там тех, кого не ожидали увидеть, например Эмили Нидлс и один раз даже Коди Кэмпбелла.
Две недели они занимали первые строчки в рейтингах всех игр, били собственные рекорды. Что не включишь, везде было только два имени: ДУИЛ и РФУЭ. Сперва Деминь писал ДГУО, но Роланд спросил: «Что это за Дэ-гу-о?» – а объяснять было слишком сложно. (В первый день школы он подписал листок с задачами «Деминь Гуо», и миссис Лампкин вызвала его к столу и спросила: «В чем дело? Это какая-то шутка?») Каждый раз, когда Деминь выигрывал, Роланд поднимал руку и говорил: «Кто крутой? Д-У-И-Л крутой!» Деминь давал ему пять и озирался, жалея о несдержанности Роланда. В Риджборо было небезопасно вот так хвастаться, и ему не нравилось, как скакал и бил кулаком по воздуху Роланд, когда вводил свое «РФУЭ». Но между играми Деминь включал таблицу лидеров и смотрел на повторение имени, которое вроде как должно было принадлежать ему.
На математике мистер Мур рисовал тупые углы, а Эмбер Битбургер жевала кончики бело-желтых волос. «Не спать, – говорил себе Деминь. – Быть начеку». Самый простой способ не расслабляться – помнить, что у него миссия, что джин рамми, мясной рулет и фланелевые одеяла только часть испытания. Если держаться на дистанции, будет не так больно, когда это всё исчезнет.
Через несколько недель деревянные полы дома Уилкинсонов больше не казались скользкими, а когда кто-нибудь говорил «Дэниэл», он откликался и не думал, что обращаются к кому-то другому. Питер и Кэй больше не казались необычными, оттенок их кожи и форма носов стали такими же нормальными, как низкий гул пустых улиц, и он не всегда вспоминал набирать по ночам мамин номер. Когда же набирал, слышал одно и то же сообщение: «В настоящее время ваш звонок не может быть осуществлен». Теперь уже его лицо казалось странным, когда он смотрелся в зеркало.