Теперь нужно было как-то выкручиваться. Распоряжения насчет уборки помещения он не давал, полагая, что приезжие — невелики птицы, могут и подождать. Поведение директора сразу разубедило его. И как только он получил возможность — развил такую прыть, нагнал столько работниц со шлангами, ведрами горячей воды и щелока, что уже через час, придя с первыми приборами, Марина увидела сверкающие чистотой стекла, выскобленные полы и табуретки и просыхающие на глазах стены, вновь принявшие свой первоначальный цвет.
Вскоре подошли и Виноградов с Мироновым, пришел электрик, не теряя времени, взялись за монтаж оборудования. Ловкие руки Марины осторожно и быстро разбирались в хитросплетении стеклянных трубок и деталей, свинчивали отдельные части, проверяли вакуум-насосы. Для Виноградова Марина была неоценимой помощницей: мало кто обладал таким терпением, такой тщательностью в постановке и проведении сложных опытов; на полученные ею результаты всегда можно было положиться.
Никогда смена не тянулась так долго для Олеся Тернового. Окончив в четыре часа работу, он не выдержал и, не заходя в душ, пошел в «газовую лабораторию», как уже окрестили комнату. К удивлению, его встретил взрыв смеха, который относился, правда, не к нему. Марина, Валентин и зашедшая к ним Татьяна Ивановна хохотали, слушая Виноградова. Без кепки, с прилипшими ко лбу влажными волосами, он, видимо, только что рассказывал что-то забавное. Освещенное оживлением лицо его смягчилось, стало проще, но все-таки Олесь отметил опять, что молодой ученый отличается от окружающих, хотя вряд ли мог сказать чем.
Олесь остановился на пороге, не зная, входить ли. Марина тут же увидела его и воскликнула:
— Олесь, вот хорошо, что ты зашел! Проходи, садись!
— Как у вас весело, — заметил он, чтобы хоть что-то сказать.
— Еще бы! Дмитрий Алексеевич рассказывает о своем первом дне работы с Баталовым. Как его до сих пор терпят — не пойму. Он же глуп, как пробка!
— Баталов глуп? Это может показаться только тем, кто его не знает, — сказал Олесь. — Любит прикинуться простачком.
— Ну, а дальше что было, Дмитрий Алексеевич? — поторопила Марина.
— Дальше? — Виноградов перестал улыбаться и выдержал драматическую паузу. — А дальше, Марина Сергеевна, прощайтесь со своей зарплатой на ближайшие месяцы.
— Это еще с какой стати?
— Согласно этому документу. Стоит нам с вами загубить хоть одну плавку — отвечать будем своей зарплатой.
И Виноградов показал план исследовательской работы; внизу аккуратным бисерным почерком Баталова было выведено: «Убытки от брака опытных плавок относить на счет исследователей». Ниже стояла фамилия и число.
— Все честь-честью — рассмеялась Марина. — Дмитрий Алексеевич, давайте уезжать, пока не поздно!
— Любопытный документик, — вернула Татьяна Ивановна План. — При случае я кое-кому скажу об этом.
— Ну что вы хотите? — сказал Терновой, проводя грязной рукой по лбу. — Баталов как был тенью Рассветова, так и останется.
— Ой, Олесь, как же ты разукрасил себя! — рассмеялась Марина, увидев широкую полосу копоти, которую Олесь размазал по лбу. Схватив платок, она наклонилась к нему, чтобы вытереть грязь, но Олесь быстро отстранился.
— Не надо, не мажь платок, — глухо, с удивившей его самого резкостью, сказал он и поднялся. — Я прямо из цеха, в душ не заходил еще, — прибавил он словно в извинение.
И прежде чем Марина успела удержать его, он уже захлопнул дверь за собой — с такой быстротой, что никто не заметил его внезапной бледности.
Остановясь в цехе против вентилятора, он глубоко вдохнул струю прохладного воздуха и подождал, пока уймется мелкая дрожь в руках. Хотел закурить — и с досадой выбросил пустую коробку.
Ему было стыдно за пережитое внезапное смятение. Когда ее руки коснулись его лица, когда он близко увидел улыбающиеся губы, когда пахнуло запахом ее духов от платка — в нем словно все перевернулось.
Что за наваждение? Ведь он был уверен, что ему удалось забыть ее; даже поспешил жениться, словно отрезал дорогу к чему-то недостижимому. Одно время казалось, что он нашел простое, незамысловатое счастье и что этого хватит для жизни. Но оказалось, что все это ложь, придуманная в отчаянии, что все это ошибка, и жизнь началась теперь с того момента, на котором она была прервана три года тому назад.