Торжества не получилось.
— A-а, герой явился? — встретил Калмыкова усмешкой Жуков, когда Калмыков подошел принимать печь.
— Хотя бы и герой. А тебе завидно? — огрызнулся Калмыков.
— Да уж чего завиднее. Какую дичь в огороде затравил! — с нескрываемой издевкой бросил Жуков.
— А тебе что? Твоего, что ль, тронул? Я сопляка этого предупредил: увижу с девчонкой — кобеля спущу. Знал он об этом? — Знал. Я еще и Любке порку задам — пусть хахалей не приваживает. Я у нее заместо родителей, я за нее и в ответе, — принял Калмыков благородный вид…
Жуков только рукой махнул.
В тот день работалось плохо. В бригаде царил унылый, молчаливый порядок, подручные прятали глаза; лица их были хмурыми и суровыми. Калмыкова это бесило, он без конца придирался по пустякам, пока первый подручный не потерял терпенья.
— Ты, Георгий Ильич, не слишком-то. Тут тебе не личный участок. Хотя и там распоряжаться так не следовало бы.
А Виктора весь день преследовали мысли о мести. Как хотелось отплатить, да так, чтобы в самое больное место попасть. Но как он ни старался хоть сегодня дать скоростную плавку — плавка вышла самой обычной, даже на полчаса против графика затянули.
После смены, выйдя из душа, увидел Тернового. Уже без спецовки, с влажными волосами, тот о чем-то договаривался с Ольшевским. Потом пожал ему руку и пошел домой. У Виктора мелькнула мысль: «Терновой! Вот у кого спросить совета! Тот слов на ветер не бросает!» Он заколебался, но Терновой сам, проходя мимо, окликнул его:
— Домой? Что стоишь? Пошли вместе.
В цехе Виктор, занятый своими переживаниями, не приглядывался к Терновому, но сейчас ему бросилось в глаза его бледное и измученное лицо.
— Устали, Александр Николаевич? Или больны? — спросил он невольно.
— Жара выматывает, — неохотно ответил Терновой. — А на тебя как, не действует?
— Жара-то ничего. Тут действует… — И, помолчав немного, вдруг решился: — Александр Николаевич, а как, по-вашему, смогу я Калмыкова догнать? Мне это обязательно нужно, вот как! — И Виктор отчаянно полоснул себя ладонью по горлу.
Терновому не нужны были объяснения, чтобы понять Виктора. Слух о происшествии в Дубовой\ балке дошел и до него. И желание Виктора показалось самым естественным.
— Одним прыжком ты его не одолеешь, — сказал он медленно и серьезно. — Надо много поработать. Но, если возьмешься как следует, всего можно добиться; Калмыков ведь не колдун какой-нибудь. Самый обыкновенный человек, только сталевар умелый, и опыта у него больше. Да и ты не лыком шит. Берись, я тебе помогу.
— Нет, правда? — весь встрепенулся Виктор, с надеждой поглядев на Тернового.
— Нет, кривда, — невольно усмехнулся он. — Если можешь, приходи ко мне часиков в семь, потолкуем обо всем обстоятельно. Я давно, хотел тебя пригласить, да все случая не выпадало.
От страшного сознания своего унижения и позора Виктор сразу перескочил к надежде выдвинуться, завоевать почет и уважение. Станет он знаменитым, будут к нему приезжать учиться, и никто уж не вспомнит, что его травили собаками в чужом огороде… В мыслях своих Виктор уже десять раз поставил Калмыкова на колени, пока подошло время, назначенное мастером. И уличные часы не показывали еще семи, когда Виктор поднялся на третий этаж нового дома и постучал в квартиру Терновых.
Открыл ему сам Олесь и проводил на балкон, где в плетеном кресле уже сидел Леонид Ольшевский.
Виктор впервые был у Тернового и с уважением посматривал на добротную обстановку. Особенное впечатление произвел на него письменный стол и забитый книгами шкаф. «Как ученый», — подумал он, пробираясь на балкон между кадками с цветами.
— Ты пока послушай, полезно будет, — сказал Олесь, усаживая Виктора, и кивнул Ольшевскому: — Продолжай, Леня!
— Ну что ж… Получил я, значит, от главного инженера свою тетрадочку с предложениями, смотрю, наискосок резолюция наложена: «Утопия и бред»! Знаешь, я человек глубоко мирный, но тут мне кусаться захотелось. Подумал, подумал… Дай, махну к Татьяне Ивановне! Иду и придумываю дипломатические подходы. Сочинил в уме целую аллегорическую сказку про то, как у нас на заводе скоростников в парниках выращивали.