— А что же не понять? Когда борешься со старым — всегда ясно, — не без вызова сказал мастер.
Виноградов, почувствовал, что беседа приобретает слишком острый характер, поспешил вмешаться и спросил Савельева, не хочет ли он взглянуть на выпуск стали.
— Голубчик, Дмитрий Алексеевич! — засмеялся директор. — Вряд ли эта сталь отличается по внешнему виду от любой другой. Это уж пускай поэты описывают «золотые потоки». А нам нужны результаты испытаний. Так не забудьте — завтра в пять.
Виноградов кивнул и пошел в газовую лабораторию дать Марине указания о подборе материалов. Он еще не успел взяться за ручку, как дверь порывисто распахнулась и навстречу выбежала Зина Терновая, вся в слезах, прижимая к лицу платок.
— Что у вас произошло? — строго спросил он у Марины. Красная от гнева, она слегка дрожащими руками собирала осколки стеклянного сосуда. Ей помогала возмущенная Женя Савельева. Вторая лаборантка с испуганным и виноватым видом водила пальцем по трубкам прибора.
— Что случилось, Марина Сергеевна? — повторил Виноградов, не получив ответа.
— Ничего особенного, кроме ежедневной халатности лаборанток, — подняла Марина лицо, выражение которого плохо вязалось со спокойным тоном. — Я вынуждена буду подать докладную начальнику лаборатории. Уже не в первый раз я замечаю, что пробы несвоевременно переносятся в сухой лед, определения водорода производятся небрежно, ни на один результат нельзя положиться. Куда годится такая работа? Пришлось поговорить с ними серьезно.
Как Марина «говорила» с лаборантками — можно было только гадать по ее выражению — злому, почти свирепому. Виноградов, разумеется, не мог знать, да никогда и не узнал бы, что произошло в действительности.
Марина несколько раз подмечала, что Зина небрежно относится к своим обязанностям. Ей тяжело было разговаривать с женой Тернового, она боялась, как бы та не перевела разговор в мещанскую склоку, и до поры до времени мирилась с промахами, исправляя их сама. Но, глядя на Зину, начала отлынивать и вторая лаборантка. На замечания Марины обе стали огрызаться. При горячем характере Марины долго это продолжаться не могло. Началось с пустяка. Зина разбила сосуд Дьюара. На замечание Жени она ответила дерзостью. Марина вспыхнула и потребовала извинения.
— Вот еще, извиняться! Что я такого сказала? — вздернула Зина нос. — За гроши на коленках ползать? Захочу — и уйду, не больно нуждаюсь.
— Чем скорее — тем лучше. Будет работать тот, кто нуждается.
— Вот, вот, чтобы тебе было удобнее с мужем моим шашни разводить! А то люди слепые, ничего не видят?! Бесстыжие твои глаза! Ученая, а мужа от жены отбиваешь!..
Зина залилась слезами.
Никакие соображения благоразумия уже не могли остановить теперь Марину.
— Да как вы смеете говорить такие вещи? — топнула она ногой. — Это вам везде грязь чудится, так вы, пожалуйста, не вмешивайте сплетни в деловые отношения! Я долго терпела ваши штучки из уважения к Олесю, но если вы начнете позорить его имя и мое, так вам не поздоровится!
Марина с наслаждением высказывала все, что у нее накипело на душе, испытывая странное облегчение. Никогда, за всю свою жизнь, не слышала Зина таких прямых, жестких слов, на которые нечего было возразить. Зарыдав в голос, она выбежала из лаборатории и едва не столкнулась с Виноградовым на пороге.
Тот сразу понял, что не узнает ничего больше того, что уже сказано, и с таким видом, словно не придал значения инциденту, сказал:
— Подберите, пожалуйста, материалы по опытным плавкам. Завтра в пять докладываем техническому совету. Что же касается лаборанток — советую ставить в известность руководителей, а не принимать собственных мер.
Марина глянула на него все еще неукрощенным взглядом, но промолчала. Через час на стол Виноградова легли две папки с подобранными материалами — графиками, таблицами, записями наблюдений.
Как ни хотелось Виноградову скорее уехать с «Волгостали» и увезти Марину, но все же он был очень неприятно поражен, когда на следующий день, придя на заседание технического совета, получил в канцелярии письмо от главного инженера Инчермета. Это был отказ в дальнейшем продлении командировки и настоятельное требование свернуть опытную работу на «Волгостали». Насколько позволял это официальный тон письма, в нем чувствовалось явное недовольство.
— Дмитрий Алексеевич, письмо из института? Плохие новости? — спросила Марина, заметив растерянное и недоуменное выражение на лице Виноградова.
— Почему плохие? Просто напоминают, что мы все-таки работаем в институте и не следует о нем забывать. Пора возвращаться.