— Ничего-то ты не знаешь, мама, — залилась слезами Зина. И сквозь горькие детские всхлипы мать разобрала ужаснувшие ее слова: — Хорошо, как на меня похож будет… А ну, как на Вальку? Олесь-то давно чужой мне…
С минуту Ольга Кузьминична сидела неподвижно, широко раскрыв глаза и часто дыша; и лишь когда до конца уразумела страшный смысл сказанного, протянула почти шепотом, перегнувшись через стол:
— Во-он что, оказывается, творится! Так-то ты мне отплатила за мои заботы? Для того я с тебя каждую пушинку снимала? Чего ж с тобой теперь делать? Избить да в перьях вывалять? Муж-то выгонит, вот помяни мое слово, выгонит! К матери придешь? Накликала матери позор на седую голову!
У Ольги Кузьминичны не было ни одного седого волоска, но она враз вообразила себя дряхлой и умирающей от горя, затравленной соседками и бессердечным зятем…
— А ну, рассказывай, как ты до такой мерзости докатилась?
И с жестоким пристрастием Ольга Кузьминична начала выспрашивать одну за другой все унизительные подробности, не оставила необысканным ни один уголок души. Когда первый приступ ярости прошел, она, как Зина и надеялась, начала размышлять, что же теперь делать.
— Да не реви! Думать только мешаешь! — оторвала она Зинины руки от лица. — Меры принимать надо.
— Олесь не велит. Говорит, узнает — уйдет от меня.
— Да откуда узнает-то? Сделаем так — комар носа не подточит.
— Боюсь я, — шепнула Зина и всхлипнула.
— А боишься — роди. Но уж если муж из дому выгонит — ко мне не приходи, на порог не пущу. Господи, и что за напасть такая? — ожесточенно вздохнула она. — Жили, как люди, а теперь ломай головушку!
— В больницу я не пойду. Олесь сразу узнает. Что тогда говорить?
— Да кто тебя в больницу гонит? Что, по знакомству не найдем?
— А вдруг неудачно? — шепнула Зина, уже сдаваясь.
— Первая ты на это пойдешь, что ли? У других сходило, ничего. Для чего тебе позориться-то, глупая? — вкрадчиво заговорила мать, притягивая к себе Зину. — Ты еще молодая такая, красивая, жизнь у тебя впереди. Да и Александра пожалей, как ему чужого ребенка воспитывать? Не хватит у него таких сил.
Она долго еще уговаривала, грозила, бранила, пока Зина не согласилась. В душе она давно приняла решение, но ей надо было увериться, что другого выхода нет.
Ольга Кузьминична ушла перед самым приходом Тернового. Зина еще прибирала на столе, когда он вошел.
— Мама была, — ответила она, заметив его вопросительный взгляд, и поспешно понесла в кухню чайные чашки.
Ее вид говорил о тяжелых переживаниях, но жалость в нем молчала. Заподозрив ее в измене, он теперь уже не мог верить ничему. Ему казалось — она лгала ему в течение всей их совместной жизни.
Через несколько дней после этого, часов около девяти вечера, к нему на работу позвонила Рита Ройтман.
— Александр Николаевич! — услышал он в трубке ее взволнованный голос. — Зине вашей худо стало, я скорую помощь вызвала, в больницу увезли!
— А что случилось? — заражаясь ее тревогой, спросил Терновой.
— По телефону говорить неудобно, — понизила голос Рита, — но только ей плохо, очень плохо! Илья, кажется, еще в цехе? Отпроситесь у него скорей!
С трудом Терновой уладил вопрос о замене его в цехе и бросился домой. Рита поджидала его.
— Ее в больницу Павлова повезли. Видимо… Ну, сами понимаете.
— Понимаю, понимаю… Спасибо за участие, — машинально пробормотал он и, похлопав по карману — есть ли деньги на трамвай, сбежал по лестнице.
Он не помнил, как доехал до больницы. Давно он уже не любил Зину, не верил ей, тяготился ею. Но сейчас вспоминалось только хорошее. Жалость, опасения за нее, остатки былой привязанности боролись в нем с негодованием и гневом.
В больнице ему ничего утешительного не сказали. Сильная потеря крови, явления сердечной слабости, бессознательное состояние — все это были плохие признаки.
— Глупая, глупая… — вырвалось у него.
Врач по его расстроенному виду поняла: муж новой пациентки не из тех, что толкают сами жен на преступление.
— Сейчас вы все равно ничего не узнаете, — мягче сказала она. — Позвоните завтра утром.
— Доктор, прошу вас, сделайте все возможное. Сбили девочку с толку, не своим умом она дошла до этого…
— Успокойтесь. Мы всегда делаем все возможное, а иногда и невозможное. Идите лучше. Мать у нее есть? Вы ей на всякий случай сообщите.
В решетчатой беседке, обвитой виноградом, несколько женщин мирно играли в лото. Над ними горела электрическая лампочка, остальное пространство — весь сад и огород — тонули в бархатной августовской черноте. Резко хлопнула калитка, заливисто залаяла и тотчас же успокоилась собака; поспешные шаги заскрипели по дорожке, и на пороге беседки появился Терновой.