— Сева! Славка! Идите сюда.
Ребята не расслышали и прошли дальше. Свободное место пришлось уступить грузному мужчине с огромным портфелем.
— Чуть стоять не пришлось, — жаловался сосед.
Он достал из кармана платок и вытер потный лоб.
— А ты что — один? Или с друзьями разошелся? — толстяк участливо заглянул в пасмурное лицо Витьки. — Может, я место чужое занял? Так я того, подвинусь. Все усядемся. Прямо с работы прошел сюда. Думал — опоздаю.
Витька невесело улыбнулся.
— Сейчас начнут. Вот и судья вышел, — не унимался сосед.
Вытянув шею и наклонившись вперед, Витька больше не слушал его. «А где же Петя?» — недоумевал он.
Брата на поле не было. Вместо него играл Куприянов, парень невысокого роста, со шрамом на щеке.
— Сиди, не вертись!
Сосед недовольно потянул Витьку за рукав.
Кругом шумели, хлопали. Болельщики выходили из себя, спорили. Витька ничего не слышал и не видел. Ему казалось, что игра идет вяло как никогда… Он сидел, точно на иголках и едва дождался перерыва.
Вбежав в комнату отдыха, он увидел раздосадованное лицо Терентия Сергеевича. Русаков в чем-то горячо оправдывался. У Куприянова майка на спине взмокла и потемнела.
— Ты как здесь? — удивился Терентий Сергеевич, увидя Витьку. — Ведь ты болен?
Витька оторопело молчал.
— Звонил Петр. Сказал, что ты болен, а ты разгуливаешь… С постели удрал?
Витька выбежал за дверь. Он пулей пролетел мимо трибун к выходу. Для него стало ясно, что с братом что-то случилось. Добежав до дому, Витька поспешно открыл входную дверь, влетел в комнату и — замер на месте.
За столом, спиной к нему, сидел брат и спокойно объяснял Юре какую-то теорему. Оба были так заняты, что не заметили его появления. На постели лежали бутсы, из свертка высовывался алый краешек майки.
— Петька! Петя! — Ты… ты жив?.. Без тебя проиграли… Один-ноль, — упавшим голосом выпалил Витька.
Петр вздрогнул, но не обернулся.
— Не мешай! — отрезал он.
Юра беспокойно заерзал на стуле:
— Это я виноват!
— Никогда не бери чужой вины на себя. Виноватый должен сам отвечать! Теперь все равно уже поздно, — тихо добавил он.
— Нет! Нет! Не поздно. — Витька одним прыжком подскочил к брату. — Только первая игра прошла! Сейчас перерыв. Беги, еще успеешь доиграть!
Схватив бутсы и майку, он пытался их всунуть в руки брату.
— Да беги же! Ведь здесь близко, три минуты ходу. Я сам буду с Юркой заниматься.
Посмотрев на товарища, Витька виновато произнес:
— Не сердись, Юра! Ведь я сгоряча. Да скорее же, Петр! Я ведь сказал тебе, что сам с ним позанимаюсь! Честное пионерское, все будет «по форме».
Петр быстро скрылся за дверью.
Присев за стол, Витька немного помолчал, а потом поднял голову и смущенно посмотрел на друга.
— Сердишься?
Юра вздохнул и улыбнулся:
— Знаешь, хорошо иметь такого брата, как твой Петя!
— Еще бы! — произнес Витька, тряхнув курчавой головой. — А ну, не теряй времени, давай заниматься! — другим тоном добавил он.
Друзья склонились над книгой…
ЦВЕТНАЯ НИТОЧКА
Задремав под утро, молодая грачиха увидела сон: будто она вместе с другими грачами вновь летит на север, где родилась. Впереди старый вожак. Он хорошо знает далекий, трудный путь. Вот промелькнули внизу черепичные, словно пряничные, крыши последних домиков, кланяясь, исчезли вечнозеленые вершины кипарисов, отошло в сторону море и остались далеко позади горы, окутанные прозрачной дымкой. Все чаще стали попадаться белые мазанки с соломенной кровлей…
Встречный ветер по-весеннему ласков и мягок, а солнце — большое, яркое — слепит глаза и пригревает спину. Чем ближе к северу, тем становится холоднее. Внизу уже не море, бурливое и беспокойное, а заснеженные поля, огромные, тихие, серебристые. Еще по-зимнему сонно в лесах, на верхушках высоких сосен пышными шапками лежит снег. Пройдет еще немного времени — и сюда доберется весна, веселая, шумная, хлопотливая.
Скоро, очень скоро конец трудному пути. Вот-вот появится из-за поворота широкая река, все еще скованная льдом, а на ее крутом берегу — веселый шумный город. Знакомый город. Высокий кирпичный дом, огороженный низеньким забором, словно живой вынырнет из-за голых ветвей раскидистых лип и улыбнется гостям светлыми широкими окнами…
И вдруг все это пропало… Грачиха вздрогнула, застонала от боли и открыла глаза: ни реки, ни города, ни лип… Над головой попрежнему южное небо, низкое, тяжелое. Яркие звезды как будто касаются листьев пышного каштана. Совсем рядом неумолкаемо рокочет море. Оно редко бывает спокойным, молчаливым. Из сада, от газонов и клумб поднимается терпкий аромат цветов.