Птица подбирает больное крыло, устраивается поудобнее на ветке и опять погружается в тяжелую дремоту. Окончательно она просыпается от плача, тихого, горестного.
Раннее утро… Мягкое, солнечное, ласковое…
Наклонив на бок голову, грачиха, с любопытством прислушиваясь, заглянула вниз. На балконе, на легкой раскладной кроватке, уткнувшись лицом в подушку, лежала девочка. Она не походила на загорелых до черноты ребятишек, озорных, шумных, которые бегали вперегонки по дорожкам санаторского парка. Одна из ее косичек распустилась; волосы своим цветом напоминали дозревающую на полях пшеницу. Девочка плакала, тихо, жалобно. Горькие всхлипывания часто прерывались кашлем.
На балкон вышла румяная круглолицая медсестра.
— Почему ты плачешь, деточка? — приветливо спросила она.
Поставив на стул подносик, прикрытый салфеткой, сестра поправила на пышных волосах высокую, словно воздушный пирожок, шапочку, присела рядом с девочкой.
— Не нужно скучать, хорошая моя, — ласково сказала она, — и притянув к себе голову девочки, пригладила ее спутанные, растрепавшиеся косы.
— Все будет хорошо. Сейчас позавтракаем. Смотри-ка, что я тебе принесла!
Сестра сняла салфетку; на подносе был стакан молока и аппетитная поджаристая булочка.
Грачиха забеспокоилась. Ее мучил голод. За два дня ей удалось поймать только одну неосторожную муху да проглотить ползавшую по листку неповоротливую гусеницу. Больное крыло не позволяло слететь с дерева и поискать пищи.
— Ничего я не буду! Не хочу! И молоко не буду. И булку уберите!
Девочка отворачивалась и отталкивала от себя стакан с молоком.
— Значит, я зря старалась?
— Ничего я не хочу. Я хочу домой.
Огорченная сестра тихо вышла. Грачиха насторожилась. Вытянув шею, она не спускала глаз с соблазнительной булочки. Забыв о больном крыле, птица нечаянно задела им за ветку и, не удержавшись, упала прямо на балкон.
Девочка вскрикнула, натянула до подбородка одеяло. Перепуганная падением и испытывая острую боль, птица прижалась к решетке. Нахохлившись, она широко раскрыла клюв и угрожающе зашипела: приготовилась защищаться. Но девочка не делала никаких попыток к нападению. Она лишь смотрела на грачиху немигающими глазами, круглыми и синими, как озерца. Несколько минут они рассматривали друг друга. Потом девочка шевельнулась, пытаясь приподняться. Грачиха забила крыльями по полу, стараясь взлететь. Встать девочке не удалось. Больное крыло не позволило птице улететь с балкона…
— Вот глупая! Чего ты испугалась? Я тебя не трону. Видишь, я даже встать не могу! — девочка вытерла глаза краешком простыни. — Откуда ты упала? — Она взглянула вверх.
В палате хлопнула дверь и на балкон снова вышла медсестра. За ней маленькими торопливыми шажками семенил доктор. Грачиха не раз видела его. Старик не умел тихо ходить, он всегда бегал, улыбался и шутливо покрикивал. Его белый короткий халат можно было заметить везде: и в столовой, и на пляже, и на площадке для игры в мяч. Где бы ни появлялся старый врач Иван Петрович, смех звучал громче, радостнее. Выбежав на балкон, врач быстрым взглядом окинул заплаканное лицо девочки, нетронутый завтрак. Лохматые брови его едва заметно дрогнули, у губ залегли недовольные складочки.
— Кто это здесь бунт поднимает? — шутливо спросил Иван Петрович, наклоняясь к больной.
Сестра молча, заботливо поправила сползшее на пол одеяло и простыню.
— Наговариваете, Анна Ивановна! Прямо скажу, наговариваете. Она и не думала плакать!
Иван Петрович весело прищурился, подсел ближе к девочке и легонько дернул ее за косичку.
— Что же это ты, Северяночка, — с первого дня и бунт поднимать? Так не годится! Это у нас не полагается!..
Девочка робко подняла на врача большие синие глаза, прикусила задрожавшую нижнюю губу. На худых щечках вспыхнули яркие пятнышки.
— Почему не кушаешь? — уже строже спросил врач.
— Не хочу! Все равно у вас тут не поправлюсь!
— Что? Кто это тебе сказал? Анна Ивановна?
Старик грозно сдвинул лохматые брови, насупился. Анна Ивановна грустно улыбнулась. Девочка испуганно замахала руками.
— Что вы! Что вы! Это я сама решила!
— Сама? — удивился доктор. — Откуда ты знаешь? А вот мы сейчас и проверим, правду ли ты говоришь!
Анна Ивановна протянула ему листки, которые принесла с собой. Девочка, не шевелясь, следила за каждым движением врача, пытливо заглядывая ему в лицо. Иван Петрович улыбался.