— Так! Значит, ученица пятого класса… Зовут Валентинкой.
Вставив в уши длинные гибкие трубочки, он долго передвигал по груди и спине девочки круглую блестящую коробочку.
— Так, так. Дыши глубже. Покажи язычок, — шутил Иван Петрович. Но когда он отворачивался от Валентинки, Анна Ивановна улавливала тревогу и огорчение в его серых глазах.
— Все очень хорошо, — заявил Иван Петрович, кладя коробочку с трубкой в карман халата. — И, пожалуйста, не выдумывай глупостей, а то рассержусь.
— Почему у меня не ходят ноги? — шопотом спросила Валентинка.
— Ерунда, и ноги пойдут! Побегут даже. Не удержишь.
— Кашель мучает… Скучно…
Валентинка приумолкла, прислушиваясь к веселым ребячьим голосам в саду. Иван Петрович и сестра переглянулись.
— Отдохнешь с дороги. Окрепнешь. Товарищей заведешь. Будет весело. А пока нужно набраться терпения — полежать одной.
Доктор повернулся, нечаянно задел тарелку. Ломтик булки упал на пол. Грачиха встрепенулась. Волоча крыло, она заковыляла к упавшему куску.
— Это еще что здесь за гость заявился? — воскликнул доктор.
— Ой, не троньте ее! — заволновалась девочка. — У нее крылышко подшиблено. Она летать не может.
Анна Ивановна пододвинула носком ботинка кусок поближе к решетке. Вонзив длинный клюв в ломтик булки, грачиха торопливо и жадно начала глотать вкусный мякиш.
— Вероятно из рогатки подбили, озорники, — проворчал доктор. — Все грачи уже давно улетели. К вам на север. Они там гнезда вьют и птенцов выводят. Умная птица. А эта бедняжка отстала от своих. Ишь, как ест! Сил набирается…
— У нас под окном около школы липы растут. Большущие! А моя парта как раз у окна стоит, и мне видно, как грачи прилетают. У нас еще снег, а они уже летят. Мы всегда их встречаем.
Девочка оживилась. Ее глаза заблестели, щеки слегка зарумянились. Грачиха, покончив с булкой, почистила клюв, притихла. Сквозь приятную полудремоту она слышала глуховатый низкий голос доктора, ласковый, немного печальный — Анны Ивановны и тоненький словно звук журчащего ручейка, — Валентинки.
— Когда я уезжала, меня всем классом провожали. Девочки плакали, а Нина Петровна сердилась на них. — Что-то вспомнив, Валентинка всхлипнула. — Она, она велела мне поправляться… И мама тоже, и папа. Адька теперь скучать будет без меня. Он у нас совсем, совсем маленький. Ходить только что начал. Приду из школы, а он как засмеется… и все время на руки просится…
Валентинка примолкла. Грачиха приоткрыла глаза. Старый доктор попрежнему сидел на краешке стула и, наклонив голову, о чем-то думал. Анна Ивановна кончиком полотенца вытирала вспотевший лоб девочки.
— Они теперь в лагерь уедут, а я… Я вот лежу тут, — задумчиво произнесла Валентинка. — И вовсе я не поправлюсь! И от школы отстану! — вдруг с отчаянием выкрикнула она.
— А ты любишь школу? — перебил ее Иван Петрович.
— Кто же свою школу не любит? Вы знаете… Вы знаете, как у нас хорошо! У нас такая школа, такая… И город у нас лучше всех! И Кама тоже. У нас весной…
Грачиха слушала девочку и временами вздрагивала.
— Ты пионерка? — полюбопытствовал Иван Петрович.
Валентинка с удивлением взглянула на него.
— А как же!
— Ну, тогда все в порядке, — вдруг обрадовался врач. — Обязательно поправишься. Я ведь знаю пионеров. Боевой народ, твердый. Если чего захотят, так своего добьются. С любым делом справятся.
Валентинка насторожилась, шире раскрыла глаза.
— Да, да. Ты не смотри на меня так. И ты, если захочешь, то будешь здорова!
— Как — если захочу?
Девочка недоверчиво посмотрела на Анну Ивановну. Та кивнула утвердительно головой.
— От тебя требуется только одно, чтобы ты хотела жить, учиться. Очень хотела. Это очень хорошо, что ты пионерка. Значит, ты и плакать не будешь, наберешься терпения. Будешь есть. Видела, как она глотала? — Иван Петрович кивнул в сторону притаившейся грачихи. — Мы уж тебе поможем. Да, мы твою болезнь сразу выгоним.
Анна Ивановна, тепло улыбнувшись, поднесла стакан девочке. Валентинка, слушая доктора, отпила глоток молока.
— Согласна? Как навалимся на твою болезнь все вместе — она испугается, да и сбежит!
Валентинка, поспешно допив молоко, отдала пустой стакан сестре.
К вечеру, едва с моря подуло холодком и по склонам гор расползлись лиловые тени, девочку перенесли в палату.
Ночь грачиха провела на балконе, прижавшись к витой решетке. С непривычки ей не спалось. Ныло крыло, беспокоили шорохи, доносившиеся из приоткрытой двери палаты…
Утром, едва успели открыть балконную дверь, грачиха, подпрыгивая, добралась до порожка и с любопытством заглянула в комнату. Как и вчера, возле Валентинки была Анна Ивановна. Обтерев худую руку девочки повыше локтя мягким комочком ваты, она воткнула в кожу что-то длинное, острое. Валентинка громко вскрикнула. Грачиха нахохлилась, сердито закаркала. Анна Ивановна рассмеялась, Валентинка тоже улыбнулась.