Дома мать развела руками.
— Батюшки! Да где тебя носило до сих пор? Посмотри-ка на себя. Ну прямо трубочист! Рубаху-то всю извозил!..
Санёк недоверчиво заглянул в зеркало. Частые веснушки скрылись под налетом пыли. По щекам расходились темные полосы. Торчащие ежиком волосы стали пегими, а рубашка была заляпана бурыми масляными пятнами.
— Тракторы новые пришли. Осматривали вместе с Галочкиным. Проверяли! — важно заявил Санек, краешком глаза следя за матерью.
— Работничек… — смягчилась мать. — Наливай в корыто воды, отмывайся.
Немного поворчав, она подошла к сундуку и достала чистую рубашку.
— Запачкай у меня только! Самого заставлю стирать.
— Да не ворчи ты, — заступился отец, подмигивая Саньку серым глазом. — Пора уже привыкать. Тринадцать стукнуло. В шестом классе парень, а ты все его маленьким считаешь. Я уж в его годы за плугом ходил.
После ужина чисто отмытый Санёк не утерпел и снова выбежал на улицу.
У колодца на перевернутой колоде сидел дед Степан. Пастух, устало вытянув ноги, оживленно разговаривал с женщинами. Около длинного, свернутого у его ног кнута вертелись ребятишки.
— …Грибов нынче… — услышал Санёк, подойдя ближе, — боровиков — страсть одна! — Дед замотал головой и прищурил глаза. — И чего вы, ребята, по улице гоняете? Шли бы в лес за грибами… — Дед Степан пододвинул к себе поближе кнут и усмехнулся.
Петя вопросительно посмотрел на друга.
— Может, завтра сходим? Ты как? Или опять Феде помогать пойдем?
— Что же, пожалуй, — подумав, ответил Санёк. — За грибами, так за грибами. А кто еще пойдет?
Идти вызвались многие.
— Ты разбуди меня завтра пораньше, — попросил Санёк мать, вернувшись с улицы.
— Куда это? Опять на тракторную пачкаться?
Мать подозрительно взглянула на сына.
— За грибами. На грибовницу тебе насбираю. А то покос начнется, некогда будет.
— А как заблудишься?
— Да мы все вместе идем. В первый раз, что ли? Боровиков насушишь.
Соблазненная боровиками, мать согласилась.
Санька будить не пришлось. Едва только на улице раздался заливистый звук рожка деда Степана, как он вскочил с постели.
В избе никого не было. Санек поспешно натянул штаны и рубашку, достал в сенях плетеную кошелку, положил в нее ломоть хлеба, густо посыпанного солью, и, вздохнув, посмотрел на стену: «А что, если надеть?» От одной этой мысли его бросило в жар.
Он выглянул в окно и увидел мать. Стоя у калитки, она держала в руке подойник и так увлеклась разговором с соседкой, что не замечала, как тоненькая струйка молока вытекала из узкого носика на землю.
Санёк решительно снял фуражку с гвоздика и сунул ее на дно кошелки, прикрыв газетой.
— Я пошел, мама! — крикнул Санёк, пробегая мимо матери.
У колодца толпились ребята. Петя Уточкин и вихрастый Ленька Ширинкин, низко нагнувшись, тянули мокрую цепь, вытаскивая ведро с водой. Петя был без рубашки. Кожа на его спине и плечах, сожженная солнцем, местами лупилась.
— Сейчас напьемся и пойдем, — сказал он, прикладываясь к ведру.
Машенька Сысоева торопливо спрятала под цветную косынку растрепанные черные косички, которые она не успела заплести. Худенький и черноглазый Костя Плетнев старательно подвязывал веревочкой сандалии. Остальные весело болтали.
— Все в сборе? — спросил Санёк, присаживаясь на колоду. Сняв рубашку, он, по примеру Пети, повязал ее вокруг пояса, словно фартук.
— Все! Тебя ждали. Уж хотели идти будить. — Петя вытер ладонью губы и мокрый от воды подбородок.
— Пошли! — скомандовал он, беря с земли кошелку.
Утро выдалось тихое, безоблачное. За околицей дремали старые дуплистые ветлы. На колхозном пруду как будто выпал снег: неторопливо и важно купались гуси. Они то поднимали шеи, то глубоко погружали их в воду, деловито о чем-то гогоча между собой.
— Прохладно что-то! — Санёк посмотрел на безоблачное небо и поежился.
Петя удивленно повернул к нему загорелое остроносое лицо… Машенька звонко рассмеялась. Санёк приостановился и медленно вытащил из-под газеты фуражку. Он старательно смахнул с нее приставшую травинку, подул на нее, и, стараясь казаться равнодушным, небрежно надел на голову.
— Обновка! — вскрикнул маленький и круглый словно мяч Ванюша Терехов.
— Дай померять! — Петя облизнул пухлые губы и протянул руку. — У нас с тобой головы одинаковые, — говорил он, натягивая фуражку поглубже на черную вихрастую голову. — Где купили?