— В городе. Отец все магазины обошел! — прихвастнул Санёк, счастливо улыбаясь. — Говорит, едва отыскал. Все больше кепки да кепки, а картузов не видно. В палатке нашел.
Отцовский подарок понравился всем. Даже Машенька и та, сняв платок, примерила обновку.
Санёк был счастлив. Его глаза сияли.
— Как у Гриши Новикова, — сказала Машенька, — гладя козырек.
— У Феди Галочкина тоже такая.
Санёк сделал движение головой, словно отбрасывая назад чуб и надел фуражку…
Дорога свернула влево к скотному. Ребята приостановились. Ванюшка с любопытством заглянул в полуоткрытые ворота.
— Лошадей пригнали! — закричал он. — Правда, не вру, честное пионерское. Вон и дядя Устин тут же.
— Скажешь тоже! — недоверчиво проворчал Петя. Нам бы дядя Силантий сказал.
Санёк деловито сдвинул светлые брови.
— А вот взяли да не сказали, — возразил с обидой в голосе Костя Плетнев.
Как обычно, перед покосом лошади отдыхали на дальнем выпасе. Для ребят было большим праздником, когда председатель колхоза, дядя Силантий, пряча улыбку в густые усы, говорил им:
— Завтра лошадей пригоним, пионерия. Вы бы помогли Устину, а то ему одному, пожалуй, не справиться.
На сей раз их почему-то обошли. На лицах многих промелькнуло разочарование и недовольство.
— Зайдем? — тихо сказал Санёк и приоткрыл пошире ворота.
Войдя во двор, ребята с удивлением заметили, что собрались почти все мужчины колхоза. Санёк, увидав отца, сдернул фуражку с головы и снова спрятал ее в кошелку.
Рядом с отцом стоял дядя Силантий и теребил свой ус. Так бывало всегда, когда председатель колхоза сердился. Остальные мужчины были также чем-то взволнованы и угрюмо молчали.
— Как же ты прокараулил? Где теперь искать? — подступал дядя Силантий к бледному и смущенному Устину.
Пастух, низко наклонив голову и избегая взглядов колхозников, растерянно теребил рыжеватую редкую бороденку.
— Эх, опять без коня остались! — проговорил с досадой санькин отец.
— Не виноват! Все время следил. Прошлый вечер еще была, — оправдывался пастух. — А ночью слышу: бежит Пташка, храпит. Я так и обмер. Вижу, нет возле нее жеребенка…
Дядя Устин стряхнул приставшие листья и хвою с порванной рубашки и устало опустился на чурбак.
— Весь лес облазил. Всю ночь гукал. Задрал, видно, серый.
— Задрал?.. Скажи лучше: проспал! — еще больше рассердился дядя Силантий.
— Эх, говорил я, не нужно было в табун ее пускать! — вмешался кто-то из присутствующих.
— Ребята! Ночка пропала! — Санёк рванулся к конюшне.
Лошади были уже разведены по стойлам и отдыхали после дороги. Только Пташка беспокойно возилась у себя за перегородкой. Когда ребятишки подошли к ней, она жалобно заржала и забеспокоилась еще больше.
— Скучает, бедная!
Машенька вытащила из кошелки кусок хлеба и протянула лошади. Пташка посмотрела большими тоскливыми глазами и отвернулась.
Постояв немного, ребята отошли.
Идти за грибами уже не хотелось.
— Может, не пойдем? — спросил Костя Плетнев упавшим голосом.
— Нет, раз решили, нужно идти! — возразил Санёк, направляясь к выходу.
Уже давно колхозники мечтали развести породистых лошадей. Покосы были богатые, кормов много.
— Вырастим хороших лошадей, Советской Армии поможем, — высказался на собрании дядя Силантий.
Пташку водили в коневодческий совхоз. Два месяца тому назад у нее родился жеребенок.
— Вот это настоящая будет лошадь, — радовался дядя Силантий. — Всем вышла. Такая не подведет. Вынесет командира из любого боя!
Малютку назвали Ночкой. Это имя как нельзя более подходило ей: вся вороная, лишь на лбу белая звездочка да на бабках белые чулочки. Ночка сразу стала общей любимицей. За ней ухаживали больше, чем за остальными жеребятами. Чаще купали. Подмешивали в пищу витамины. А чуть, бывало, она закапризничает и начнет плохо есть, — сейчас же бежали за отцом Санька, колхозным ветеринаром. И вот Ночка пропала. Было отчего хмуриться колхозникам и печалиться ребятам.
— В какую сторону пойдем? — хмуро спросил Санёк.
— Все равно! — Петя нехотя повертел в руках кошелку.
Мысли ребят занимала пропавшая Ночка, поэтому никто не стал спорить, когда Санёк свернул в сторону дальнего бора.
За разговорами не заметили, как подошли к лугам. Густая трава уже побурела. Утренняя роса еще не сошла и бисером блестела и переливалась на тонких стеблях. Потянуло мятой. Там, где начиналась лесная опушка, стлался густой туман. Ребята, перебравшись через канаву, присели в холодке под раскидистым вязом.