– Монсеньор, книги сжигать не следовало. Index librorum prohibitorum[55] не имел места с 1966 года. У нас нет полномочий жечь книги.
– Как я понимаю, ваше преосвященство, это на добровольной основе сделали те, кого убедила проповедь.
– Понятно. Продолжайте.
– Но затем, видимо, дело приняло скверный оборот – проявились некоторые антиобщественные элементы, которые забросали святых отцов камнями, избили и выгнали из города.
Кардинал озабоченно нахмурился:
– Как это ужасно. Что предпринято? В полицию сообщили?
– По всей видимости, полицейские находились там, но закрыли глаза на происходившее. В следующий раз мы намереваемся послать шесть священников, дабы избежать новой жестокости, и предпримем сходные меры везде, где отмечались такие же неприятные и возмутительные инциденты.
– Весьма похвально, я вас поздравляю. Похоже, вы превосходно оправдываете наше доверие. Не забудьте оставить свои отчеты секретарю. Я вновь увижусь с вами через две недели. А пока продолжайте благое дело, и помоги вам Бог.
Пораженный краткостью беседы, монсеньор Анкиляр собрал записи и вышел, чувствуя себя оплеванным. В приемном зале его преосвященство обхватил руками туго вздувшийся живот и от боли согнулся пополам. Он слышал жесткое шарканье ног, взрывы непристойного хохота. Уловил отдававший железом запах старых склепов и прикрыл глаза, чтобы не видеть сборища бесов, потешавшихся над его мукой.
В столице вновь зарядил нескончаемый моросящий дождь. Благоухающий мертвечиной воздух расплывался по улицам и заполнял городские стоки, вызывая тошноту у беспризорных детей, что нашли в них приют.
22 о том, что на самом деле произошло в Ринконондо
Накаленные праведной восторженностью и застрахованные от ошибок духовным авторитетом церкви, отец Валентино и отец Лоренцо прибыли в Ринконондо как раз в начале сиесты, когда отвесно палящее солнце льяносов пребывало в особо немилосердном настроении. Ни дуновения; птицы замертво падали из гнезд на сейбе, а скотина мечтала превратиться в слонов и хоботами поливать себя водой из реки. Над красной землей парила туманная дымка живого марева, и в очаровательном мираже из крыши алькадии беспечно росли пальмы. Ночные летучие мыши срывались с насестов в дуплах деревьев и носились над прудами, в поисках воды отваживаясь на самоубийство, а лимоны в цитрусовых рощах поспевали прямо на глазах. Блохи ускакали с собак в тень, а городских обитателей в человеческом облике охватила вялость сродни похмелью. Жители единодушно удалились на покой, чтобы прохрапеть в гамаках весь полдень.
Несмотря на весь этот ад, отцу Лоренцо и отцу Валентино не терпелось начать выполнение миссии. Они устроились на площади под деревом и зазвонили в колокольчик. Ничего не произошло, отцы зазвонили громче и стали хором выкликать:
– Услышьте слово Божье, вы, лишенные веры, и покайтесь!
Мэр Ринконондо раздраженно дернулся в ускользающем сне. Он заткнул уши руками, тотчас пожалев о движении, поскольку сразу обильно вспотел, и попытался досмотреть сон с того места, где уже почти раздел Сильвию – смазливую дочку полицейского. Но ужасный шум повторился именно в момент, когда Сильвия необъяснимо преобразилась в игуану; мэр сел в гамаке и злобно выругался. Натянув кобуру, он прошел в соседнюю комнату, где ругались двое разбуженных полицейских.
Втроем они поспешно выбрались на улицу и, ныряя из тени в тень, перебежками добрались до сокрушительного солнцепека площади в тот момент, когда восстали из прострации еще несколько рассерженных горожан, у которых тоже сдали нервы. Плод гуайявы, описав в воздухе изящную дугу, радостно взорвался на сутане отца Лоренцо.
Мэр, решительно выставив щетинистый подбородок, шагнул вперед:
– У нас закон – чтоб никакого шума во время сиесты. По правилам, под страхом ареста за поведение, вызывающее нарушение покоя, я вправе обеспечить, чтоб вы тут немедленно прекратили шуметь; могу также конфисковать у вас колокольчик и оштрафовать.
– Мы подчиняемся высшему закону, – ответил отец Валентино.
Отец Лоренцо попробовал другую линию поведения:
– Покажите мне, где это написано в законе.
Мэр вздохнул и обвел рукой жителей:
– Это общее правило, с ним тут все согласны, бумажек не требуется. Или ведите себя тихо до четырех часов, или я вас арестую.