Ну, естественно, я стал ее раздевать и ощущал себя в раю. Ах, какой был запах, и я думал про себя: «Рыженькие – это ангелы, сошедшие на землю, а я сейчас на небесах». Меня слегка разочаровало, что груди у нее оказались маленькими, как у десятилетней, а те округлые редуты – сплошь подушечки саше, чем и объяснялся восхитительный запах ее тела. «Ничего, – думал я, – никто не совершенен, у всех свои маленькие недостатки», – и желание, понимаете ли, так охватило меня, что, как бы это повежливее выразиться, я начал открытый штурм ее главной штаб-квартиры. Она сказала: «Погоди, дай выключу свет», – а я ответил: «Не нужно стесняться, хочу любоваться тобой». Началась нешуточная, смею вас уверить, борьба, совершенно молча, чтобы не разбудить матушку, но я победил. И знаете, что я увидел после этой жалкой победы?
– Нет, – затаив дыхание, ответила Франческа, что, в общем-то, было излишне.
– Я увидел, что она – не натуральная рыжая. На самом деле – брюнетка. Разочарование и обман были столь горьки, что с тех пор я уже никогда не мог вверить сердце женщине. И мне не так уж много встречалось рыженьких. А если встречались, я бы не смог определить – настоящие они рыжие или нет, пока себя не скомпрометирую.
Тем же вечером Франческа снова заскочила к генералу под предлогом угостить его манго. Она застенчиво улыбнулась, помялась и спросила:
– Так вы… потом-то вы с ней что-нибудь сделали?
Генерал Фуэрте загадочно улыбнулся и поерзал, отгоняя колющую боль в шее. Потом его лицо прояснилось, и он побарабанил пальцем по носу.
– Что-то память меня подводит, – сказал он и подмигнул.
28, в которой его превосходительство президент Веракрус рукоблудит, а Медио-Магдалена горит
Историософы ведут жаркие споры об условиях, необходимых для развития исторического процесса. Одни, тратя массу сил на тщательное исследование соотношения экономического базиса и культурной надстройки, доказывают необходимость определенных социальных условий, а другие приводят доводы за то, что история – податливый материал в руках людей, достигших величия.
Горячая дискуссия велась среди историков и о том, как вообще мог произойти новый альбигойский крестовый поход? Со всех точек зрения подобный феномен невозможен на столь поздней стадии развития цивилизации, когда мир, казалось бы, так прочен, что исторические события вообще прекратились. Несомненно, полагали историки, человечество достигло той ступени, когда почти всеми признано: нет столь бесспорного вероучения, чтобы за него убивать. Мы, безусловно, так заматерели в религиозном отношении, что не стоит волноваться, было ли непорочным зачатие Блаженной Девы Марии и верит ли кто из наших соседей в буквальное воскрешение во плоти.
Такие историки, вероятнее всего, оторваны от действительности и в оценке людских мотивов недостаточно циничны, ибо новый альбигойский крестовый поход, как и все подобные вспышки труднообъяснимого фанатизма, был вызван продажностью власти и неблагоприятным стечением обстоятельств.
Неудачно, во-первых, что его преосвященство кардинал Гусман сильно озаботился спасением собственной души, а потом захворал и не мог понять, что же такое он привел в движение. Во-вторых, он не мог знать заранее, как монсеньор Рехин Анкиляр распорядится обретенными властью и влиянием. Нельзя забывать и о том, что его превосходительство президент Веракрус отлучился в международную поездку, мало связанную с внутренними делами страны. В его отсутствие растерянные члены кабинета министров ссорились и к тому же были не в курсе событий, поскольку те имели место главным образом в сельской местности, а политики обращают внимание лишь на происходящее в городах – особенно в столице.
Вооруженными силами командовал генерал Хернандо Монтес Coca, отец Дионисио Виво, – человек столь честный и принципиальный, что никогда бы не предпринял одностороннюю военную акцию без президентского приказа. К тому же надо учитывать, что армия основательно завязла в кокаиновых войнах Медио-Магдалены. Это, пожалуй, следует пояснить.
Все началось с партизанских отрядов, которые на первых порах пользовались радушным приемом и провизией крестьян, питавших надежду уцелеть лишь в коммунистическом государстве, где справедливее распределялись бы доходы производства. К тому же крестьяне надеялись, что партизаны защитят их и от армии, которой тогда командовал генерал Рамирес. При попустительстве местных начальников – сельских сатрапов – армия фактически превратилась в бюджетную организацию насилия и грабежа.