— Вы поезжайте домой, Серафима Ивановна, она, наверное, уже дома, — посоветовал Табурин. — А мы, если Лида появится, тотчас же вам сообщим.
И Серафима Ивановна, еще более встревоженная, отправилась домой. Подъезжая к дому, она чувствовала, как сердце ее бьется — чуть не выскочит. Какая большая была бы радость, если бы ее доченька оказалась дома. Серафима Ивановна вошла в квартиру — пусто!
Она побежала к автоматной будке, позвонила на работу, попросила передать начальнику, что ее задерживают дома очень важные семейные обстоятельства — она все еще не решалась назвать причину, — поехала к знакомым и предполагаемым подругам Лидии, но всюду ее встречали с изумлением, а находились и такие, что притворно-сочувственно качали головами: «Ох, эта нынешняя молодежь! Так волновать мать».
Один и тот же ответ был всюду:
— Не было. Не видели.
Тогда Серафиме Ивановне посоветовали позвонить в милицию. Но и оттуда отвечали: несчастного случая с гражданкой такой-то не зарегистрировано…
Когда она услышала слова «несчастный случай», страх, ничем не истребимый, сразил ее. Потом опять он смягчился надеждой. Она знала адрес Страховых и поехала к ним. Ей открыла Перфильевна.
…Валентина Марковна отнеслась к Серафиме Ивановне не только приветливо и ласково, но и по-матерински посочувствовала ей. Выяснилось, что к Страховым Лидия не заходила с тех пор, как перед отъездом у них состоялась вечеринка. Ноги Серафимы Ивановны подкашивались. Она еле доплелась домой. Придя в пустую квартиру, опустилась на стул и так просидела до прихода Михаила Платоновича. И тут начались для обоих муки бесчисленных догадок, поисков….
Следующая ночь прошла в метаниях, полных ужаса и отчаяния. Михаил Платонович успел с утра съездить на электричке в деревню к Фекле Ивановне и привез оттуда нерадостную весть: после того как гостил у них Максим Страхов, Лидия не приезжала… Серафима Ивановна объездила чуть ли не все больницы, клиники, амбулатории, морги — напрасно! Лидия как в воду канула…
После перекрытия прорана Максим вновь занял свой пост на шлюзе, где завершалось бетонирование судоприемной коробки. В тот же вечер, придя с работы, он написал Лидии:
«Дорогая моя! Вчера я узнал, вернее почувствовал, что такое настоящая работа. Если бы ты видела эти лица, эти глаза людей, нашу трудовую ярость! Река перекрыта, и вместе с ней перекрыт во мне путь к тому, что еще мешало шагать прямо и смело… Каким маленьким вижу я себя в прошлом! Теперь у меня работа, ты, моя любимая… Через труд и любовь к тебе я пришел к пониманию того, что сейчас чувствую. Скорее бы с тобой встретиться. Теперь, пожалуй, я смогу приехать в Москву дней на пять. Начполит Березов обещает это устроить. Лида, мы скоро увидимся!»
Максим сделал в письме несколько приписок — ему казалось, что он не все высказал, — и запечатал конверт. В эту минуту в комнату вбежал Черемшанов, размахивая бумажкой:
— Тебе извещение, с телефонной станции. Пляши.
— Брось дурачиться… — сказал Максим и вырвал из рук Саши извещение: «20 октября в 22 часа будьте на переговорной, с вами будет говорить Москва».
Сердце Максима дрогнуло радостно и тревожно. Неужели Лидия? Ведь он в предыдущем письме писал, что она может вызвать его по телефону, предварительно послав извещение. А может быть, дома случилось что-нибудь — опять свалился в сердечном припадке отец или заболела мать? Он едва дождался указанного в извещении часа, прибежал на переговорную.
Максим сидел в помещении почты, то и дело вскакивая и прохаживаясь от нетерпения. Письмо к Лидии он уже опустил в ящик, думая, что написал главное, а сейчас по телефону скажет о близкой встрече. Березов, конечно, ему поможет. Молва о его чуткости ходила по всей стройке. Одному начполит помог устроить новое жилье, другому, рядовому рабочему, когда тяжело заболела его жена, вызвал, самолет и отправил в Степновск на операцию…
Голос телефонистки известил в репродуктор:
— Страхов Максим Гордеевич! Вас вызывает Москва. Кабина номер два.
Максим очутился в душноватой тишине кабины, снял трубку. Вот сейчас он услышит голос Лидии, не той суровой и непреклонной, которая жестоко обошлась с ним в день разрыва, а другой — милостивой и любящей… Но сквозь шумы расстояния он услышал голос матери, такой же близкий, но в эту минуту менее всего желанный. Она торопилась, нанизывала слова и излишне громко кричала в трубку. После приветов и поцелуев голос ее стал более отчетливым:
— Отец опять заболел. Но ты не волнуйся и приезжай. Обязательно отпросись на несколько дней. С Лидией неприятность… Что? Да, да… Странное и непонятное. Она куда-то пропала…