Максим встал со скамеечки, на которой сидел у пылающей печурки, хмуро взглянув на Березова.
Начполит слушал с ласковым вниманием. Подумав, сказал:
— Дело, конечно, не в характеристикё. Характеристики у нас часто пишут по стандарту, штампуют их, как детали, и разве мало случаев, когда парень с хорошей характеристикой оказывается ничтожеством? Не в бумажке, Максим Гордеевич, дело. В душу надо чаще заглядывать, знать, что в ней делается… Хорош тот человек, который живет с беспокойством и все время спрашивает: то ли я делаю? Есть у вас это беспокойство — будете человеком, нету — не будете… А что касается вашей характеристики, то она, выражаясь административным языком, явно устарела…
Березов обнял Максима за плечи, прижал к себе:
— Эх, вы!. Беспокойный возраст! Все вам чего-то, не хватает.
— Тоскую я, Афанасий Петрович, — уже не в первый раз сознался Максим. — Тоскую… Не могу забыть. Ведь это первое… было у меня…
— Ничего. И погрустить можно, если предмет грусти достоин этого. А ваш, как я понял, был весьма достоин. А?
— Очень достоин, Афанасий Петрович. Да я-то не сразу оценил ее. Это была такая девушка, чистая, светлая… — Голос Максима задрожал. — Знаете, какие в романах Тургенева! — восторженно воскликнул Максим, и глаза его наполнились слезами.
— Вы любите Тургенева? — спросил Березов.
— Совсем недавно стал читать. Лида любила Тургенева, Толстого, Чехова. Вообще всех классиков. А я читаю по-настоящему впервые. В школе разве было чтение? Мы заучивали всякие формулировки, раскладывали писателей и героев по полочкам, только по классовой принадлежности. Ужасно невеселое занятие! Поэтому я и не любил читать классиков. А теперь читаю и вижу, какая красота открывается в их произведениях, сколько там облагораживающего душу, Например, возьмем Елену из «Накануне»…
— Да, Елена — прекрасный образ, — задумчиво согласился Березов. — Помните: «О, если бы кто-нибудь мне оказал: вот что ты должна делать! Быть доброю — этого мало; делать добро… да; это главное в жизни. Но как делать добро?» Так, кажется, в ее дневнике.
Максим восхищенно смотрел на Березова. Этот человек знал многое, умел отзываться на всякую хорошую мысль.
— С этим вопросом: как делать добро, шли тогда лучшие люди в народ, — все так же задумчиво продолжал Березов, — умирали на баррикадах… Потом люди, ведомые Лениным, уже зная, как делать добро, совершили Октябрьскую революцию… Такие вопросы и составляют то главное, что люди называют идеалами. Цель человека — служить высоким идеалам. Вот и вы все, нынешняя молодежь, почаще должны об этом думать. И не только думать, но и делать. А когда человек делает добро ради всеобщего блага, он красив… Что же касается тех отщепенцев, которые убили вашу замечательную девушку, это опустошенные уроды, они хуже всяких низких тварей. К счастью их немного, хотя болезнь, ими распространяемая, очень опасна. И поэтому мы должны быть бдительными. Максим Горький говорил: от хулиганства до фашизма один шаг. Мне хочется добавить: от душевной опустошенности, нигилизма, неверия ни во что до преступления расстояние короче воробьиного носа. Я когда-то читал одну древнюю книгу, кажется индусскую. Автора не помню. Есть такие вечные книги… Так вот в этой книге были такие страницы — передаю приблизительно, своими словами… «Берегите сосуд, чистый, несите его высоко, храните то красивое, что есть в нем. Наполняйте его сокровищами мудрости, чистейшей любви, красоты и правды, ибо в этом и есть счастье и величие жизни человеческой… Отгоняйте от сосуда все безобразное, нечистое, лживое, и да украсится ваша жизнь! Наши дети — алмазные сосуды, вливайте в них только светлую, как утренняя роса, влагу — одна мутная капля заражает не только колодцы, но и реки и озера… Берегите сосуды — берегите детей! Берегите юность — это наша надежда, источник нашей силы, любви, красоты…» Вот что мне хочется сказать, когда я читаю или слышу о случаях, подобных вашему… — Березов прошелся по комнате, задумчиво склонив голову. Лицо его, обычно усталое, точно засветилось изнутри, слегка зарумянилось. Он остановился перед Максимом, поднял голову и смущенно улыбнулся: — Трагический случай с вашей Лидией должен научить нас тому, чтобы мы были бдительнее во сто крат. Нравственная сторона жизни не должна быть шатким мостиком или дорожкой, плутающей в потемках туда-сюда. Она должна быть крепкой, поставленной навечно, прямой и ясной, как солнечный день… Однако пора спать, Страхов. Завтра вставать рано и вам и мне. — Березов прислушался: — А ветрище в самом деле разыгрывается. Да-а, ночь предстоит беспокойная…