— Извини, не видел.
— Сходи обязательно! Я тебе скажу, когда меня снова выпустят.
— Обязательно схожу, — механически пообещал Максим.
Бражинский недружелюбно косился на него.
— Леди и джентльмены! — громко и развязно сказал он и обернулся к Максиму с такой располагающей улыбкой, что тот удивился его внезапной перемене. — Почему мы торчим на улице? Не зайти ли в честь встречи с нашим старым другом в ресторан? Макс, ведь ты нынче именинник. Не откажи во внимании нашей грешной компании… Забудем все неприятное. Мне хочется тебя от души поздравить с окончанием института. Поздравляю…
И, к всеобщему удивлению, Бражинский тут же, на улице, обнял Максима и поцеловал.
— Браво, браво! — весело захлопала в ладоши Элька. — Вот так-то лучше.
— Максуэлл, — дай и я тебя поцелую, — растрогался Юрка. Он, по-видимому, во многом следовал примеру своего компаньона. — Братцы, виконт де Бражелон внес правильное предложение. Отметим вхождение в жизнь нового советского инженера… — лебезил Юрка, цепляясь тонкими нервными пальцами за рукав Максима. — С-се-годня у меня очередная в-выдача долларов, хотя mon pére[1] становится все скупее и сбавил ежемесячную с-субсидию. Этакий с-скопидом… Максуэлл, тебе сколько дает пахан на мелкие расходы, а?
Элька фыркнула:
— Юра вообразил себя представителем старого великосветского общества и разыгрывает роль. Не обращайте на него внимания. Пойдем, Макс.
Максим замялся.
— Идем, идем, — потянул его Бражинский.
«В самом деле, зачем мне изображать ханжу и труса? Да еще перед Бражинским», — подумал Максим и сказал небрежно:
— Ладно. Пошли.
Бражинский настойчиво взял его под руку.
В вестибюле ресторана Бражинский незаметно шепнул Кудеяровой:
— Задержись на минутку. Мне надо тебе что-то сказать. Юрка, ты иди с Максом, — сказал он громко. — Займите столик, а мы сейчас. Эле нужно позвонить домой по автомату.
Леопольд озабоченно рылся в карманах, ища монету. Эля удивленно смотрела на него.
Дурашливо болтая, Юрий увлек Максима в зал. В вестибюле стоял прохладный, пропахший табачным дымом сумрак. В глубине раздевалок рядами выстроились пустые вешалки. Швейцар сидел у двери и читал газету. Бражинский потянул Кудеярову в угол, где стояла будка телефона.
— Эля, мы должны сегодня напоить Максима до бесчувствия, слышишь? — не выпуская ее руки, вполголоса проговорил Бражинский.
Она молча вопросительно смотрела на него.
— Ты что — не понимаешь? Мы должны испытать, какой он на самом деле твердый. Ясно? Чтобы он не задирал носа… Диплом… Советский инженер… — передразнил Бражинский. — Хвастает, что получил путевку на работу… Вот мы и должны хорошенько мазнуть его, понятно?
— Послушай, а я-то тут при чем? — спросила Элька, и Бражинский заметил в ее глазах несогласие и давнюю ожившую симпатию к Максиму.
— Но ты помоги, помоги, завлеки его. Ты это можешь!
— Зачем я должна это делать? Ты говоришь глупости, Леопольд.
— Эля, ты же наш друг, — надоедливо упрашивал Бражинский. — Ты обязана…
— Ничего я не обязана. Максим мне нравился и нравится. И делать подлость ему я не стану, — вызывающе заявила. Элька.
— Ах да… у тебя же с ним, кажется, был роман. Помнишь, на даче прошлым летом, когда мы там кутили… Ну так тем более. Он должен быть в твоих руках.
— Не твое дело. Что тебе еще нужно?
Они говорили быстро, полушепотом, перебивая друг друга. Швейцар, прикрываясь газетой, издали поглядывал на них.
— Ты льсти ему. Поднимай тосты. Накачивай, понимаешь? — уговаривал Бражинский.
Элька о чем-то подумала, откинула голову назад и вдруг захохотала. В голове ее родился свой план: после обеда в ресторане она намеревалась затащить Максима к себе домой.
Вслух сказала:
— Ой, умора. Целый заговор!
— Терпеть не могу этих порядочных. Надо подмочить ему карьеру, — злобно прошипел Бражинский.
— Ладно, не шуми, — опасливо оглядываясь, предостерегла Элька. — Идем. Они нас ждут. Да заткни ты рот этому болвану Юрке. Что ты с ним возишься?
Они уселись за столик в прохладном зале с огромной люстрой под лепным потолком. Посредине зала чуть слышно плескался маленький, словно игрушечный, фонтан.
В дневные часы в ресторане было малолюдно. На эстраде в полумраке, как вздувшееся, ожиревшее чудовище, стоял огромный барабан.
Бражинский и Юрий потребовали коньяка и водки, Элька — коктейль.
— Мой любимый, — пояснила она и заговорщицки переглянулась с Максимом.