Она вдруг назвала его Сержем.
— Серж, у тебя есть какие-нибудь наклонности, то, что дано природой?
Он подумал: «Серж… Это совсем родное». До поступления в спецшколу в семье он имел собственное имя — Серж… Серж Романов-Рахмани. В школе он стал Виктором. Он проявил необыкновенные способности в изучении русского языка, много читал русских авторов, вначале читал без разбору, что попадалось под руку…
— Фрося, ты всегда зови меня так…
— Серж… ха-ха. И какие же у тебя, Серж, наклонности?
— А никаких… Заграница меня научила воровать, блатные песни петь и… искусно работать отмычкой.
— Скажи, пожалуйста, глядя на тебя, этого не подумаешь. С виду ты… интеллектуал.
— Кто?
— Умный молодой человек. Симпатяга, — наконец сказала Фрося то, что таила в душе, и немного стушевалась. Он это заметил и про себя подумал: «Неужто русские так быстро влюбляются?» Вслух сказал:
— Симпатяга, это как понять?
— А ну тебя, Серж… Побежали, вон наш автобус.
Экзамены во Фросином классе начинались в одиннадцать часов, в центр города они приехали в десять. Возле школы договорились, что он, Серж, походит по городу, потом в два часа будет ждать ее возле цирка.
Серж сразу направился в сквер, расположенный неподалеку от цирка. Сел на скамейку. Закурил. Мимо прошел пожилой мужчина, одетый в костюм из легкой ткани. Ему показалось, что незнакомец украдкой взглянул на него и, пройдя мимо, на ходу развернул газету, словно подавал условный знак следовать за ним. Но удивило не это — другое: походка мужчины показалась знакомой. Где-то уже он видел человека с такой манерой ходить, держаться прямо, будто к спине припаяна несгибаемая пластинка — так ходят горделивые, знающие себе цену люди.
Архип! Но это же по рассказам и фотографиям… Резидента звали Архипом. Он знает его лишь по фотографии, рассказам Хьюма. Именно о такой манере ходить напоминал ему Хьюм и даже наглядно демонстрировал, как Архип ходит. И о «привычке» читать на ходу много раз напоминал.
«Везение бывает, но это на крайний случай, Виктор. Главное — цирк. Второй ряд, второе место справа от входа. Легко запоминается. Терпение, терпение, и он придет. В руках будет газета «Комсомольская правда» за первое января… Две двойки и первое января. Номер газеты ты достанешь там, в России».
Ему повезло. Газета отыскалась у Самурайки: она сохранила ее потому, что в этом номере была опубликована заметка о талантливой школьнице-акробатке Фросе Пахомовой. Теперь эта газета у него — ловкость рук и никакого мошенства!
Мужчина сидел на скамейке у выхода. «А если подойти, поинтересоваться, что нового в сегодняшнем номере? Это же совсем естественно. Вне всякого подозрения!» «Никогда не спеши», — предупреждал Хьюм.
Мужчина поднялся. Серж чуть не вскрикнул: «Боже мой! Такая походка была у моего отца… И мать говорила: «Вот ходи так, никогда не сгорбишься». Отец держался прямо не по своей воле. Серж узнал об этом в день смерти отца: оказывается, он носил стальную пластинку, удерживающую разбитый позвоночник. Хьюм рассказал о пластинке. Он прилетел на похороны на собственном самолете. И сразу потребовал у матери найти железную шкатулку, якобы хранившуюся у отца с очень важными записями. Действительно, шкатулку нашли в кабинете, в тайнике. Хьюм выдал матери денежный чек на огромную сумму. Потом позвал его, Сержа, к себе. «Господин Романов-Рахмани был мужественным и очень ценным человеком. Это я тебе говорю, малыш, чистую правду. Как и то, что господин Романов-Рахмани просил меня позаботиться о твоей судьбе после его смерти. Ты физически хорошо сложен, не дурен лицом. И, как мне известно, изучаешь русский язык. Я буду твоим опекуном. Ты готов продолжать дорогу своего мужественного отца?» Дороги он этой тогда еще не знал и, пожалуй, мать не знала…
— Серж!
Это же Фрося! Он взглянул на часы: верно, уже два часа. И упрекнул себя за то, что не может контролировать время. Там, в школе, за ним такого никогда не замечалось…
Фрося перепрыгнула через скамью и, радостная, подбежала к нему.
— Все, Серж, все! Прощай десятый «Б», да здравствует цирк, работа!.. Ну поздравь, поздравь меня…
Да, оттуда все казалось проще.
— Серж, — сказала Фрося, видя, что он занят своими мыслями и никак не откликается на ее радость. Он спохватился, подал руку:
— Поздравляю, поздравляю! Это замечательно!
И вдруг потускнел, присаживаясь.
— Что с тобой, Серж?
— Да так, просто…
— Не-ет, что-то случилось?
— Они там стреляли в меня.
— Как? По-настоящему? Из настоящего оружия? — Она села рядом и, взглянув в его лицо, открытое, с мягкими чертами, подумала: «Какой он интересный, и в такого стреляли».
— По-настоящему, Фрося… Вот посмотри. — Он поднял рукав, показал взглядом на синеватый след пули. Ей стало жаль его, и она ближе подвинулась, потрогала ранку:
— Больно?
— Нет.
— Совсем-совсем не больно?
— Теперь совсем…
— Любовь Ивановна и Николай Михайлович знают об этом?
— А как же… Меня лечили в госпитале… Потом нашли родителей. Приехал Константин Федотович Синявкин… Ты его знаешь?
— Кого?
— Синявкина.
— Да откуда же я его знаю?! В тот день, когда тебя привезли, я находилась в студии. Услышала об этом вечером от дедушки… А потом….
— Что потом?
— Тебя увидела, на третий день. Ты шел к автобусной остановке… С Николаем Михайловичем… Важный такой! — улыбнулась Фрося.
— Это мы в милицию ездили, заявление на паспорт подавали. Скоро получу паспорт…
Фросе вдруг захотелось чем-то развеселить его, как-то приглушить его мысли о прошлом. Она предложила;
— А знаешь что? У меня есть восемь рублей, хочешь, кутнем?
— Ты пьешь?
Она расхохоталась.
— Пойдем, пойдем. Тут рядом молодежное кафе. Да здравствует работа в цирке!
— Нет, в самом деле, ты пьешь?
— Пентюх, пентюх, — вновь рассмеялась она, беря его под руку.
— А что такое пентюх?
— Это такое двуногое красивое животное…
— А-а, понял, понял. — Он засмеялся, прижал ее руку под своим локтем. — Понял, Фрося!..
В кафе, просторном, светлом зале с кружевными занавесками на окнах, почти никого не было, лишь за двумя столиками сидели нарядные молодые девушки, ели мороженое и громко смеялись. Они были так заняты своими разговорами, что не заметили, как вошли Фрося и Серж. Но когда Фрося заказала сто граммов коньяка, две порции мороженого и два стакана лимонного напитка, одна из хохотушек повернулась к их столу и помахала им рукой. Фрося ответила тем же, потом сказала:
— Это девчонки из нашего класса, кутят в честь последнего экзамена в школе. Хочешь, познакомлю?
— А это обязательно?
Фросе и самой не хотелось этого делать, она предложила только из-за интереса, как он отреагирует.
— Нет, это не обязательно, вдвоем даже лучше. — Она взяла маленький графинчик, посмотрела на свет. — Ты будешь пить коньяк, а я воду. — И налила ему полрюмки.
— Нет, так не пойдет, наливай и себе.
— Я не пью… Честное слово.
— И вино?
— Только шампанское.
— Заказывай, у меня деньги есть. Родители не выпускают из дому без денег и бутербродов. «Возьми, возьми, может быть, что-нибудь купишь». Вот, смотри, сколько я их уже накопил, — показал он кошелек.
Она заказала бокал шампанского и, когда выпила, все улыбалась, глядя на него, как он тянул маленькими глотками коньяк. «Надо же, в такого парня стреляли. У него красивые-прекрасивые глаза… А девчонки будут завидовать мне… Это же Серж, девочки! Двенадцать лет жил за границей».
— Я хочу подойти к ним, не возражаешь? На одну минутку.
— Пожалуйста.
Подойдя, она так и сказала:
— Это же Серж, девочки!
Они уже слышали о нем.
— Интересный, — сказала одна.