Гарри Тертлдав
Бесполезная затея
Справка по весам, мерам и деньгам
В этой книге я старался использовать меры веса, измерения и денежных единиц, с которыми бы столкнулись мои персонажи во время своего путешествия. Ниже приводятся их приблизительные эквиваленты (точные дать невозможно, ибо меры имели разные значения в разных городах).
1 палец = 1 см 85 мм
4 пальца = 1 ладонь = 7 см 40 мм
6 ладоней = 1 локоть
1 локоть = 46 см
1 плетр = 30 м
1 стадия = 185 м
12 халков = 1 обол
6 оболов = 1 драхма
100 драхм = 1 мина (436 г серебра)
60 мин = 1 талант = 26,2 кг
Как уже отмечалось, это приблизительные значения. В качестве примера того, как широко они могли варьироваться, сообщу читателям следующий факт: 1 талант в Афинах составлял около 26 кг, тогда как на острове Эгина, менее чем в 50 км от Афин, он был равен примерно 37,142 кг.
1
Менедем, сын Филодема, смотрел из андрона — мужской половины отцовского дома — на дождь, во внутренний двор. Дождь бил по красным плиткам крыши, стучал по карнизам, и капли оставляли маленькие бороздки в пыли — самый сильный дождь, какой когда-либо случался на Родосе, сильнее, чем обычно для самого конца зимы. Скоро весна и мореходный сезон, но небеса, похоже, об этом не знали.
Менедем, как зверь в клетке, раскачивался взад-вперёд на скамье.
— Хочу на волю, — сказал он брату. — Хочу делать настоящее дело.
Это был красивый мужчина под тридцать, мускулистый и хорошо сложенный, правда, немного ниже среднего роста, и чисто выбритый по моде, которую ввёл Александр Великий.
Двоюродный брат Менедема склонил голову в знак согласия. Хотя Александр был уже шестнадцать лет как мёртв, Соклей, сын Лисистрата, до сих пор носил полноценную, довольно лохматую бороду. Он был на несколько месяцев старше Менедема и на полторы ладони выше ростом.
Однако Соклей не гордился высоким ростом и благодаря скромным манерам обычно следовал за Менедемом, признавая его лидером. Менедем обладал множеством разных достоинств, но скромностью — это вряд ли.
— Я тоже хочу ясной погоды, — сказал Соклей. — Если попадём в Афины пораньше, сможем посмотреть представления Больших Дионисий.
Он, как и Менедем, с детства говорил по-гречески с протяжным дорическим акцентом родосца. Но Соклей изучал философию в афинском Лицее, и теперь, как у многих образованных эллинов, в его речи слышалось тяжёлое аттическое произношение.
— Трагедии, сатирические пьесы, комедии... — он протяжно вздохнул.
— Нынешние комедии жидковаты, — заметил Менедем. — Мне подавай комедии Аристофана.
Соклей изобразил, будто машет перед собой огромным фаллосом, который надевал комический актер.
— Большинство этих шуток поистрепалось за сотню лет, прошедших с тех пор, как Аристофан написал их.
— Тогда почему новые поэты не могут придумать что-нибудь получше? — возразил Менедем. Братья не впервые спорили об этом.
— Я думаю, могут. Например, Менандр нисколько не хуже твоего драгоценного Аристофана.
— Чепуха. Старые пьесы — самые лучшие.
— Может, Менандр на Дионисиях поставит что-нибудь новенькое. Тогда увидишь.
— Что увидит? — спросил подошедший сзади отец Менедема.
— Радуйся, дядя Филодем, — сказал Соклей. — Как ты?
— Спасибо, ничего. — Филодему было уже под шестьдесят, борода и волосы поседели, но он еще сохранил хорошую осанку благодаря занятиям в гимнасии. И большая часть зубов оставалась при нем, отчего голос звучал молодо.
— Если успеем в Афины на Большие Дионисии, Менедем увидит, как хорошо сочиняет комедии Менандр, — объяснил Соклей.
— А... — голос Филодема вобрал в себя серые небеса и мокрый двор. — Никто никуда не поплывет, пока стоит такая погода. Отправиться в море в такой туман, облачность и боги знает что еще — значит, напрашиваться на кораблекрушение.
— Скоро должно проясниться, отец, — сказал Менедем.
— Очень сомневаюсь.
Менедем вздохнул. Скажи он, что плохая погода задержится надолго, отец тоже бы возразил, это уж точно. Они никогда не ладили. Менедем считал отца старым упрямцем, а Филодем был убежден, что его сын — невоспитанный юнец, не питающий никакого уважения ни к чему. Иногда казалось, что каждый из них старается оправдать такое о себе мнение.
У Филодема имелась еще одна причина не ладить с Менедемом, о которой он, к счастью, не подозревал. Менедем собирался сделать всё, чтобы так оно и оставалось.
— К Дионисиям или нет, но мы должны пойти на «Афродите» в Афины в этом году, — сказал Соклей.
— Согласен, — ответил Филодем. — Именно там вы сможете выручить больше всего денег за товары, что привезли из Финикии в прошлом сезоне.
«Согласен». Слова эхом отдались у Менедема в голове. С ним отец никогда бы так быстро не согласился или не признал бы этого. Вместо сына Филодем отдавал все свое одобрение племяннику.
Из двух братьев обычно именно Соклей был осторожным и рассудительным. Скучным, подумал Менедем. Он знал, что это не совсем справедливо, но тем не менее.
— Ты так хочешь вернуться в Афины из-за своих друзей-философов, а не только ради торговли, — хитро заметил он.
Его двоюродный брат испортил всю игру, даже не попытавшись отрицать. Соклей лишь согласно склонил голову.
— Само собой.
— А ты-то почему так рвешься в Афины? — спросил Менедема отец, и сам ответил на свой вопрос: — Не терпится к этим распущенным женщинам, скучающим неверным женам, которым безразличны их мужья и соблюдение приличий. Ты с радостью будешь охотиться на «свинок», — Филодем с саркастическим удовольствием использовал словечко, обозначавшее лишенные волос женские прелести.
— Лучше всего тыкать в них копьем, — ухмыльнулся Менедем. Это было словечко того же сорта, и Соклей фыркнул.
Филодем закатил глаза.
— Шути сколько влезет, но прелюбодейство принесло тебе больше проблем, чем кому-либо с тех пор, как Парис сбежал с Еленой.
Это было несправедливо, и отец Менедема, несомненно, знал это. Но все же правда уязвляла. Менедем превратил соблазнение чужих жен в азартную игру, и частенько оказывался из-за этого в беде.
Пытаясь остановить поток отцовской мудрости, он сказал:
— Ладно, мы не будем заходить в Галикарнас по пути в Афины.
В Галикарнасе жил муж, который немедля убил бы его — едва не убил несколько лет назад. Менедем надеялся, что тот погиб во время последней осады города Птолемеем. Ему хотелось, чтобы Галикарнас пал и был разграблен, но этого не случилось.
Старший сын Антигона Деметрий спешно привел армию с юго-востока и снял осаду с города. Несомненно, Филодем сам упомянул бы Галикарнас, не сделай этого Менедем. И даже так, его отец ухватился за возможность:
— Ужасно, что наш торговый дом не может вести дела в полисе из-за того, что ты оскорбил жену одного из его видных граждан.
— Клянусь Зевсом, она не оскорблялась, а наслаждалась каждым мгновением. А вот ее муж...
— Ни к чему сейчас это вспоминать, — попытался примирить их Соклей. — Мы ничего не изменим. Случилось то, что случилось. Никто не может войти в одну реку дважды.
Менедем понял, что это философское изречение, хотя был менее образован, чем двоюродный брат. Если Филодем и понял, то ему было наплевать.
— Я хочу, чтобы он больше не прыгал в эту реку прелюбодеяний. И ты тоже, если на то пошло, — ткнул он Соклея.
Соклей вздрогнул. Прошлым летом в Иудее он переспал с женой содержателя гостиницы, и теперь его мазали дегтем той же кистью, что и Менедема. И Филодем не стеснялся мазать его дочерна.
— И это тоже сделано и забыто, дядя, — сказал Соклей.
— И что это значит? Ты больше так не будешь? Во имя богов, надеюсь на это.
— И я надеюсь. — Соклею его маленькое приключение понравилось гораздо меньше, чем Менедему. — Надеюсь, но как могу знать наверняка? Будущее — это неразвернутый свиток.
Филодем ощетинился. Он хотел обещаний, а не сомнений. Но прежде чем он успел что-то сказать, в дверь постучали. Домашний раб поспешил узнать, кто там. Через мгновение он вернулся в андрон и сообщил Филодему:
— Это твой друг Ксанф, хозяин.
Соклей вскочил.
— Что ж, мне пора домой.
Ксанф был честным, искренним и дружелюбным, но смертельно скучным человеком, который никогда не обойдется одним словом, если можно произнести целую речь.
— Впусти его, Бриаксид, — сказал Филодем. — Впусти и принеси вина. Ты же останешься поговорить с ним, сын мой? — в обращенных к Менедему глазах отца светилась мольба.
— Ты хотел сказать, останусь его послушать? — спросил Менедем, когда раб и Соклей направились к двери. Он не собирался упускать возможности отплатить отцу за поучения. — Нет, благодарю. У меня дела наверху, и, боюсь, их никак нельзя отложить. Уверен, Ксанф расскажет много интересного. Очень много. Счастливо оставаться.
Он покинул мужские покои как раз когда Бриаксид привел Ксанфа. Пухлый седой торговец помахал Менедему, тот помахал в ответ, продолжая шагать к спасительной лестнице. Позади он услышал пространные приветствия Ксанфа и мужественно-вежливый ответ отца.