— Одним из нас хорошо удается одно, другим — другое. Ты впитывал уроки, как мягкая ткань впитывает воду. Но, надеюсь, ты не станешь хвастаться, что лучше меня разбираешься в людях.
— Да, скажи я так, это была бы неправда, — ответил Соклей. — Тут ты меня обошёл, — он потеребил бороду. — Интересно, почему так.
— Если бы все были одинаковые, нам стало бы скучно, — сказал Менедем. — Такие вот, — он принял суровый вид и напряг мускулы так, что казался отлитым из бронзы, — как будто мы спартанские гоплиты в строю фаланги.
— Тогда почему бы нам всем не обратиться в хорошеньких девушек? — рассмеялся Соклей, — но если бы все были хорошенькими девушками, какой тогда смысл гоняться за какой-то особенной?
— Гоняться за хорошенькими девушками всегда имеет смысл, — с огромной убеждённостью произнёс Менедем. Но даже шутки с Соклеем не заставляли его отвлекаться от «Афродиты» и ветра. — Еще немного разверните рей вперёд, — крикнул он морякам.
Когда люди кинулись выполнять и послышался скрип снастей, Соклей спросил:
— Как думаешь, сегодня дойдём до Книда?
Его брат смотрел вперёд. Книд находился на оконечности длинного мыса, уходящего в море к западу от побережья Карии. Наконец, Менедем с сожалением покачал головой.
— Вышли бы раньше — думаю, да, если и не до заката, то дошли бы по звёздам. Но сейчас... как бы то ни было, гребцам это слишком в первый день плавания. Бросим якорь на Сими.
— Ладно. — Соклей и сам бы так поступил, но Менедем порой рвался вперед. Соклей указал на маленький остров впереди: — Зайдешь в ту бухту на юге, где мы останавливались несколько лет назад?
— Нет, я думал бросить якорь в городе на северном побережье. Так себе городок, но оно, может, и к лучшему. Гребцы смогут пойти в таверну, не подвергаясь искушению бросить всё и сбежать.
— Боги свидетели, ты прав, — согласился Соклей. — Никто в здравом уме не сбежит на Сими. Что может быть хуже, чем провести там остаток жизни.
Менедем, недолго думая, пожал плечами.
— По-моему, ничего, — согласился он.
«Афродита» направилась к городку на Сими, и вокруг неё покачивались на воде возвращающиеся после дневного лова рыбацкие лодки.
Город располагался в защищённой бухте острова, с которым разделял имя. Большинство рыбацких лодок выбрасывались на песчаный пляж, дальше рыбаки вытаскивали их на берег вручную. В той укромной бухте, о которой говорил Соклей, Менедем направил галеру так, чтобы она выскочила на песок. Но здесь этого делать не стоит. Если вдруг возникнут проблемы, он хотел бы иметь возможность отплыть быстро. Когда корабль вытащен на берег, это непросто.
— Эти люди, вроде бы, ничего, — произнёс Диоклей, с небольшим акцентом на словах «вроде бы».
— Знаю, — отозвался Менедем. — Будь с нами еще два-три корабля, я бы причалил к берегу. А так — нет. Когда с приходом осени мы не вернемся на Родос, кто-нибудь отправится на поиски, и что они скажут? «Афродита»? Никогда сюда не заходила. Наверное, с ней что-то случилось где-то в другом месте». И кто поймает их на лжи? Я не думаю, что они так поступят, но к чему искушать людей?
— Я тебе возражать не стану, капитан, — сказал келевст. — Незачем искушать.
По всей «Афродите» моряки потягивались и разминали мышцы, которые за зиму отвыкли от такой работы. Некоторые втирали в мозоли оливковое масло. Телеф, находящийся неподалеку от кормы, втирал из маленького сосуда что-то другое. Менедем принюхался.
— Это что, живица? — удивленно спросил он.
— Точно, она, — ответил моряк.
— Разве она не жжется как огонь?
— Не так все плохо, — ответил Телеф. — Она делает плоть тверже, а не смягчает, как масло. Я как-то разговорился в таверне с эпирцем, он сказал, что они используют живицу, и я решил попробовать.
— Лучше уж ты, чем я, — сказал Менедем.
Один из гребцов, бывший ныряльщик за губками Москхион, спросил:
— Капитан, можно нам взять лодку и сойти на берег? Мы бы купили себе вина и какой-нибудь еды получше. А может, в городе есть бордель.
— Мне о нем неизвестно, — ответил Менедем. — Город совсем небольшой, и корабли заходят сюда редко. Но можете пойти разузнать, если хотите.
За торговой галерой тянулась лодка, привязанная верёвкой к корме. Она была новая. Старая пропала в прошлый сезон, на пути к Родосу из Финикии. Когда у ликийского побережья их атаковали два корабля пиратов, привязь лодки обрезали, чтобы не мешала «Афродите» отбиваться.
Они справились, но не смогли вернуться и подобрать лодку. Теперь гребцы подтянули новую лодку к борту акатоса и спускались в неё. Она имела шесть вёсел, совсем маленьких по сравнению с девятикубитными, которые несли «Афродиту» вперёд, и вмещала дюжину человек. Моряки немного поспорили о том, кто погребет назад за следующей группой, а после отправились в город Сими.
— Собираешься на берег? — спросил Соклей.
Менедем мотнул головой и изобразил широкий зевок.
— Вряд ли, дорогой мой. Я могу больше никогда не проснуться. А ты?
— Борюсь с искушением. Сими ведь всего в дне пути от Родоса, его видно, если посмотреть на запад. И тем не менее, я никогда не был в этом городе.
— И мы оба знаем, почему: там совершенно нечего делать.
— Истинно так. — Соклей немного поразмыслил и пожал плечами. — Я живу на Родосе. Я жил в Афинах. Я был в Таренте и Сиракузах — настоящих полисах, если ты понимаешь, о чем я. Мне жаль, но вряд ли меня восхитит Сими. Он всего лишь на шаг ушел от деревни — на очень маленький шаг.
— И я так думаю, — согласился Менедем. — Ладно, если остаемся на корабле, не пора ли нам поужинать? Какой сиракузец не позавидует нашему пиру?
Соклей рассмеялся. Сиракузы славились свой кухней. Некоторые повара из этого сицилийского города даже писали книги со своими знаменитыми рецептами опсона, полные редких сортов рыбы, специй со всего Внутреннего моря и более дальних краев, и дорогих сыров. На «Афродите» имелся грубый ячменный хлеб на ситос и оливки, лук и жесткий соленый сыр на опсон. Если команде хотелось полакомиться рыбой, приходилось самим забрасывать сети.
Дешевое красное вино полностью соответствовало трапезе. Менедем не мог бы придумать проклятия хуже.
— С таким вином того гляди начнешь пить воду, — сказал он.
— Пить воду — нездоровая привычка, — возразил Соклей.
— А это вино что, полезное? — парировал Менедем. — Смола со дна бочки в нём чувствуется сильнее, чем виноград, — он сделал ещё глоток и поморщился. — Конечно, учитывая, какой виноград на вкус, может оно и к лучшему.
— Оно и не должно быть особенным. Это просто вино, — сказал его брат. — И пусть это не лучшее творение Диониса, оно не разжижит тебе нутро так, как вода.
— Что ж, это так. — Менедем выплеснул еще несколько капель вина на палубу. — Благодарю тебя, великий Дионис, за то, что у нас не приключается понос от вина — ибо мы все равно бы его пили.
— Какая необычная хвала, — улыбнулся Соклей. — Но Дионис и особенный бог.
— Что ты имеешь в виду?
— Например то, что Гомер почти ничего не говорит о нем. Он много рассказывает об олимпийцах — даже Гефесту посвящены несколько сцен — но не о Дионисе.
— Это верно, — задумчиво сказал Менедем. — Хотя, в шестой книге «Илиады» есть строки, ты их знаешь:
Я никогда не дерзал с божествами Олимпа сражаться.
Нет, и могучий Ликург, знаменитая отрасль Дриаса,
Долго не жил, на богов небожителей руки поднявший.
Некогда, дерзкий, напав на питательниц буйного Диониса,
Их по божественной Ниссе преследовал: нимфы вакханки
Фирсы зеленые бросили в прах, от убийцы Ликурга
Сулицей острой свирепо разимые; Дионис устрашенный
Бросился в волны морские и принят Фетидой на лоно,
Трепетный, в ужас введенный неистовством буйного мужа.
— Да, пожалуй, здесь поэт говорит о нем больше всего, — согласился Соклей. — Но не странно ли иметь бога-труса?
— Дионис отомстил позже, — заметил Менедем.
— Именно, позже. Можешь представить любого другого олимпийца, даже Афродиту, прыгающим в море от крика смертного мужа?
— Ну... нет, — признал Менедем.
— И Геродот пишет, что Дионис пришел к нам из Египта, а Еврипид — что из Индии, и почти все остальные говорят, что он пришел из Фракии. Больше среди олимпийцев чужестранцев нет. А некоторые обряды, посвященные Дионису? — он вздрогнул, хотя стоял мягкий и теплый вечер. — Нет уж, мне больше по сердцу Феб-Аполлон.
— Обряды, посвященные Дионису, на Родосе не так уж плохи, — возразил Менедем.
— Это да, — согласился его двоюродный брат. — Но Родос — чистое, современное, цивилизованное место. Однако даже на Родосе они становятся дикими, если ты покинешь наш полис и другие города и отправишься в сельскую местность. А в некоторых глухих местах на материковой части Эллады… Мой дорогой друг, Еврипид знал, о чем говорил, когда в «Вакханках» описал сцены разгула.
— Я только слышал об этой пьесе, — сказал Менедем. — Никогда не видел ее и не читал.