— Хочешь доказательств, найди приветливую девушку в Митилене, — огрызнулся Менедем. — Она измерит гипотенузу твоего треугольника. Видишь, я все-таки помню кое-что из геометрии.
Они с Диоклеем сочли шутку очень смешной. По какой-то неведомой причине, Соклей тоже. Он попытался подумать о хорошенькой девушке в борделе, рисующей на песке треугольники и с умным видом рассуждающей о теории, доказанной богоподобным Пифагором, и чем больше старался, тем громче смеялся.
— Ты смешон, — сказал он брату.
— Благодарю тебя, — ответил Менедем, и отчего-то они захохотали еще сильнее.
Наконец, отсмеявшись, Менедем сказал:
— Значит, на Лесбос.
— Давай на Лесбос, — согласился Соклей, а через секунду спросил:
— Сколько могут стоить трюфели? Ты имеешь представление?
Менедем покачал головой.
— Сколько бы мы ни заплатили, в Афинах получим больше, это факт. Насколько я знаю, они трюфели не выращивают, так что точно заплатят.
— Да, наверняка, — ответил Соклей. — Но я никогда ими не торговал. Хотелось бы больше знать о них. Например, как отличить хорошие от плохих, и сколько платить за разные сорта. Чем больше я знаю заранее, тем лучше смогу провернуть сделку.
— Поспрашиваем на остановках по пути в Митилену, — предложил Менедем, — Чем ближе мы будем к Лесбосу, тем выше шансы, что купцы на рыночных площадях что-то знают об этом товаре.
— Согласен, в этом есть смысл. — сказал Соклей, — Толковая идея, как ты додумался до такого вообще?
— Талант, — игриво заявил Менедем, — Врожденный талант.
Немногие вещи раздражали Соклея сильнее, чем двоюродный брат, увернувшийся от его насмешки.
— Должно быть рациональное объяснение этому, — сказал он. Менедем послал в ответ воздушный поцелуй.
— Ты такой милый, — промурлыкал он, — Сладкий, как уксус.
— Ой, иди ты, лесбиянься! — заявил Соклей. Глагол, полученный от предполагаемых наклонностей жительниц Лесбоса, заставил его и Менедема, а также Диоклея и нескольких гребцов снова покатиться со смеху.
Менедем направил «Афродиту» к гавани в Митилене. Одна часть полиса располагалась на маленьком острове посреди гавани, все остальные лежали на самом Лесбосе, к северу от островка. Их защищала современная стена из серого камня. Как и Родос, здесь город был построен в виде сетки; бросив взгляд на старую часть Митилены, Менедем увидел, что улицы на островке разбегаются в разные стороны.
— Я все жду, что откуда-то вылетит военный корабль и спросит, что мы тут делаем, — сказал Соклей.
— Такое случилось у Самоса, но не у Хиоса, — ответил Менедем, — Я думаю, мы забрались так далеко во владения Антигона, что здесь людей не беспокоит какая-то одинокая галера.
— Людей во владениях Антигона не беспокоит и то, что мы можем оказаться пиратами, — заметил Соклей. — Они могли бы захотеть нанять нас, но топить нас им без надобности.
— Насколько я видел и слышал, старина Одноглазый беспокоится в первую, последнюю и любую другую очередь только о себе, — сказал Менедем. — Если он может использовать себе на пользу пиратов, так и сделает. Если не может, ему все равно, что с ними будет.
Диоклей указал на причал неподалеку от моста, соединявшего старую часть Митилены с новой.
— Вот неплохое место, где можно причалить, — сказал он.
— Да, вижу, — согласился Менедем. Поворачивая понемногу галеру направо, он развернул ее вдоль причала и кивнул начальнику гребцов.
— Вёсла назад! — крикнул Диоклей. Пара ударов погасили оставшуюся инерцию движения «Афродиты», и келевст удовлетворённо хмыкнул. — Стоп! — произнёс он, и гребцы замерли. — Поднять вёсла! — добавил он. Гребцы подчинились, моряки тут же бросили портовым верёвки, и те быстро подтянули акатос к пирсу.
— Какое судно? Какой груз?— спросил один из мужчин на причале. На эолический манер он ставил ударение в каждом слове как можно ближе к началу.
— Мы «Афродита» с Родоса, — ответил Менедем. Его дорическое протяжное произношение здесь казалось еще более чуждым, чем в говорящих по-ионически городах, в которые торговая галера заходила на своем пути на север. — У нас есть благовония, папирус и чернила с Родоса, шелк с Коса, пурпурная краска, пчелиный воск и бальзам, а также расшитая ткань из Финикии и тому подобное.
— А что вы здесь ищете? — спросил местный.
— Вино, конечно, — ответил Менедем, и человек склонил голову.
— И ещё трюфели, — добавил Соклей. — Подскажи нам имена нескольких продавцов.
Взгляд митиленца стал нарочито бессмысленным.
— Во имя богов, какие же жадины эти эллины, — проворчал Соклей, достал изо рта обол и бросил докеру. Парень поймал его и изменил свое отношение.
— Могу дать вам один завет, — сказал он. «Завет?» — удивился Менедем, потом вспомнил, что в эолийском вместо «с» произносится «з». — Держитесь подальше от Аполлонида. Он продает подделку.
— Спасибо, друг, — сказал Соклей, — Знать, к кому не ходить, так же важно, как и знать, к кому идти.
— Обратись к Онетору, — предложил местный, — а после него к Неону. Брат Онетора Онесим продаёт вино. И Неон, и Онетор более-менее честные торговцы, но у Онетора больше шансов найти лучшие трюфели.
Теперь уже Менедем дал ему обол. Благодарности моряка не имели конца. Соклей прошептал:
— Нужно всё проверить перед сделкой. Этот тип может вообще не знать, о чём говорит, или наоборот, он родственник Онетора или Неона и имеет свою долю в их бизнесе.
— Понимаю, — тихо ответил Менедем, — Мы поспрашиваем на агоре. И все-таки нам теперь есть с чего начать.
Как воробушки разлетаются, когда сойка слетает вниз поклевать семян, так и моряки расступились перед высокомерным военным в вихрящемся красном плаще, шагающим по пристани в сторону «Афродиты». Косая сажень в плечах, высокий, примерно как Соклей, но на вид даже выше из-за украшенного гребнем полированного до зеркального блеска бронзового шлема. Сероглазый, в коротко стриженой бороде выделялись рыжие пряди. Когда он начал говорить, македонский язык зазвучал так, что по сравнению с ним и эолический показался бы слишком простым.
Пока Менедем ошеломленно застыл, пытаясь придумать, как сказать солдату, что он не понимает эту тарабарщину, Соклей взял это дело на себя.
— Глубоко извиняюсь, уважаемый. Не хочу тебя обидеть, но я не понимаю что ты говоришь, — он постарался сделать свою речь как можно более аттической — обычно люди, для которых греческий не родной, понимали и сами использовали именно этот диалект.
Неразборчиво выругавшись по-македонски, солдат попробовал снова. На этот раз он смог спросить:
— Что за корабль вы? Откуда? Что можете везти вы?
Менедем ответил. Солдат разобрал его дорический диалект почти так же хорошо, как почти аттический Соклея, и задал следующий вопрос:
— Куда держите путь свой?
— В Афины, — опередил Менедема Соклей. Он произнес название города с таким вожделением, какое Менедем мог бы испытывать к живущей там женщине.
— Афины? — Македонянин склонил голову, слегка улыбнулся и сказал что-то на родном языке. Он повернулся и зашагал обратно, стуча сандалиями из грубой кожи по обожженным солнцем и загаженным птицами доскам пристани.
— Что это он там в конце сказал? — спросил Соклея Менедем.
— Прозвучало похоже на «может, увидимся там», — ответил брат.
— Мне тоже так показалось, но это вряд ли, да? — сказал Менедем, — Он же человек Антигона, а Афины принадлежат Кассандру.
— И они не любят друг друга, — согласился Соклей.
— Наверное, мы ослышались, — сказал Менедем. — Я бы предпочел, чтобы со мной говорили по-фракийски, чем по-македонски. Фракийский, по крайней мере, настоящий иностранный язык, и заранее ясно, что все слова будут звучать бессмысленно. Когда ты слышишь, как говорят по-македонски, то узнаешь одно слово там, другое слово тут, и вроде бы догадываешься, о чем идет речь, но проходит мгновение, и становится очевидно, что ничего не ясно, провались этот язык в тартарары.
— Обычно это что-то вроде: «Сдавайся немедленно. Отдай мне свое серебро», — сказал Соклей. — Македоняне не слишком сложны.
Менедем незаметно пнул брата по лодыжке и сказал:
— Ты и сам довольно прост, если насмехаешься над ними, когда кто-нибудь из жителей Лесбоса может услышать. Мы хотим тут торговать, а не наживать неприятности.
— Да, ты прав, дорогой, извини. Я буду осторожнее.
Соклей, когда был неправ, извинялся куда охотнее большинства эллинов, отчего Менедему трудно было на него злиться. Но это вызывало некоторое презрение. Неужели двоюродный брат не уважает себя?
— Вы собираетесь ночевать в гостинице, молодые господа, или останетесь на корабле? — спросил Диоклей.
— Хороший вопрос. — Менедем повернулся к Соклею. — Что думаешь? Хочешь спать сегодня в кровати, где, возможно, рабыня покажет тебе, чем знамениты женщины Лесбоса?
— Вероятно, нам лучше расположиться в доме родосского проксена. — Соклей посмотрел на заходящее солнце. — Уже слишком поздно посылать кого-нибудь к нему. Лучше сделать это завтра, а сегодня я бы поспал здесь.