Поспешивший следом Соклей не мог не усмехнуться. Брат всегда устраивал шествие, даже если шагал один. А сейчас получилась процессия из двух человек — подумал Соклей, и тоже постарался показаться получше. И когда два родосца вошли на рыночную площадь, люди бросили свои покупки, продажи и споры.
— Радуйтесь, друзья! — громко произнёс Менедем, дорический акцент помог ему выделиться — остальные говорили на шипящем эолийском со странными ударениями. — Мы с «Афродиты», что вчера пришла с Родоса. Направляемся в Афины, ищем вино, трюфели и что угодно ещё, что понравится богатым афинянам.
Вверх взметнулось полдюжины рук.
— Вот, посмотрите, что есть у меня, — закричали торговцы. Когда Соклей и Менедем пробирались через толпу к прилавку виноторговца, какой-то тип, торговавший главным образом полотном, протянул им что-то и спросил: — А что вы на это скажете?
— Камень? — сказал Соклей.
— Кусок дерева? — одновременно с ним произнес Менедем, и оба остановились и присмотрелись внимательнее. Соклей взял обломок — размером он был чуть меньше мужского кулака — и взвесил в руке.
— Камень. Но ты прав, Менедем, он похож на дерево.
Менедем усмехнулся:
— Тот череп грифона, что мы нашли пару лет назад, был превратившейся в камень костью. Может, это то, что он ел.
Соклей не засмеялся.
— Может. — Он повернулся к митиленцу: — Это нашли в западной части острова, не так ли?
— Да, наилучший. Но как ты узнал? — удивился торговец.
— Теофраст, с которым я учился в Афинах, уроженец Лесбоса. Он рассказывал о дереве, превращающемся в камень, но я никогда такого не видел. Он даже написал книгу «Об окаменении».
— Клянусь собакой! Слыхал я о разных странных книгах, но эта — самая странная из всех, — воскликнул Менедем.
— Не желаешь купить этот кусок окаменелого дерева? — спросил торговец. — Ведь пять драхм за него не дорого?
— За камень? — возмутился Соклей. — Шутишь, о наилучший?
Мысль о черепе грифона, как всегда, причиняла боль. Но кусок камня, который то ли был деревом, то ли не был, никак не мог эту боль унять.
Митиленец, понявший его чувства, выглядел разочарованным.
— Ты сказал столько громких слов, вот я и посчитал, что пять драхм — недорого.
— Нет, приятель, лучше попытайся посчитать ещё раз, — сказал Соклей. — Может, я и купил бы, если бы ты назвал хоть вполовину разумную цену. С другой стороны, может и тогда не купил бы. Кусок окаменелого дерева — вещь бесполезная, разве что стучать ею по голове хитрого продавца полотна.
— Ха! — сказал Менедем. — Это мне нравится!
Судя по смешку местного, он тоже счёл это забавным.
— Ты неглупый парень, афинянин. Что тогда ты скажешь насчёт трёх драхм?
— Я скажу две вещи, — ответил Соклей. — Первая — я не афинянин.
— А говоришь как он, — сказал продавец полотна.
— Я учился там, но я с Родоса. — Соклею было даже приятно, что его акцент приняли за аттический. Но не настолько приятно, чтобы платить три драхмы.
— Второе, что я скажу тебе — прощай.
И они с Менедемом двинулись дальше своей дорогой.
— Стой! — закричал торговец. — Сколько бы ты заплатил?
— Если бы вдруг расщедрился, может, дал бы тебе три обола, — ответил Соклей. — Больше точно не дам.
— Три обола! — У митиленца был такой вид, будто он хлебнул большой глоток уксуса вместо вина. Насупившись, он протянул Соклею кусок дерева, бывший также и куском камня. — Ну, бери, если хочешь, Удачи.
Соклей сомневался, стоит ли это брать, за любую цену. Но он был слишком заинтересован, чтобы уйти. Он дал торговцу полотном три маленькие серебряные монетки. С деньгами в руках митиленец уже не выглядел таким угрюмым.
— Что ты с этим будешь делать? — спросил Менедем, когда они пошли дальше по агоре.
— Не знаю. Возможно, возьму на Родос и сохраню как любопытную штуку, — ответил Соклей. — Как я говорил, в Афинах показывать смысла нет. Теофраст и другие философы-натуралисты уже про такие объекты знают. — Он задумчиво потеребил бороду. — Значит, три обола за мой счёт, а не за счёт торгового дома.
— Я не об этом беспокоился, — сказал Менедем. — Никто не станет волноваться из-за половины драхмы.
— Ох, я знаю. Но это честно, — ответил Соклей. — Если ты взял женщину за три обола, ты же не будешь расходы списывать на счёт торгового дома. Во всяком случае, лучше не стоит.
— Я бы мог, если бы такой, как ты, за мной не следил, — сказал Менедем.
— Лучше уж тебя поймаю я, чем отец, — возразил Соклей, отчего двоюродный брат помрачнел, как недавний торговец полотном. Он продолжил: — Давай поищем продавцов вина, и, может быть, трюфелей? В конце концов, мы здесь за этим.
Им пришлось потратить полторы драхмы, по оболу за раз, чтобы выяснить то, что хотели. Это беспокоило Соклея меньше, чем могло бы, поскольку другого он и не ждал.
Ещё несколько оболов потратили на жареного осьминога — по агоре ходил торговец с жаровней, распространявшей запах, перед которым невозможно устоять. Выяснить имена оказалось несложно. Два из них, Онесима и его брата Онетора, Соклей уже слышал раньше. Из этого он сделал вывод, что тот грузчик на пристани постарался указать им на тех, кто мог, на самом деле, помочь. Это радовало и слегка удивляло — в других местах он узнавал меньше за цену, гораздо большую, чем два обола.
Родосцы узнали и ещё одно имя — Фаний, сын Посейдеса, родосский проксен в Митилене. Соклей дал обол какому-то юнцу, чтобы тот пошёл и сказал Фанию, что они хотели бы его посетить, и велел принести ответ. Через четверть часа юнец нашел их на агоре.
Слегка задыхаясь, он выпалил:
— Наилучшие, он уже знает, что ваш корабль здесь, и приглашает сегодня на ужин. И вы можете остаться ночевать в его доме, если хотите.
Довольный Соклей дал посланцу ещё монетку. Довольный юнец убежал прочь. Довольный Менедем произнёс: — Клянусь Зевсом, он знает обязанности проксена. А теперь посмотрим, как он накрывает стол.
Когда один из домашних рабов проводил Менедема и Соклея во внутренний дворик, Фаний едва не сложился пополам, кланяясь.
— Добро пожаловать, добро пожаловать, трижды добро пожаловать, о благороднейшие! — воскликнул он.
Проксену было около сорока, волосы на висках начали редеть, но гладко выбритое лицо делало его моложе. Вероятно, в юности он был красив, но сейчас второй подбородок и намечающийся живот говорили о том, что он нечасто посещает гимнасий. Снова кланяясь, он продолжил:
— Вы очень отважны. Я не ожидал увидеть родосцев так рано.
— Первые получают самый большой куш, — сказал Менедем и вежливо добавил: — Не требуется ли тебе доставить что-нибудь в Афины?
— Спасибо, — мотнул головой Фаний. — Очень мило с вашей стороны, но нет. Я торгую оливковым маслом, нет смысла везти его туда.
Менедем бросил на Соклея красноречивый взгляд: «Смотри, он это понимает. Так почему же до твоего проклятого зятя никак не дойдет?» Судя по лицу Соклея, он думал о том же. Менедем оглядел двор.
— Здесь красиво, — сказал он. Над цветами и травами гудели пчелы. Мягко журчал фонтан. На колонне возвышалась статуя в половину человеческого роста, изображавшая Артемиду, натягивающую лук.
— Ты слишком добр, о наилучший, — ответил Фаний. Из кухни вышла рабыня и сорвала с грядки кервель. Менедем улыбнулся ей. Может, Фаний велит ей согреть его постель сегодня ночью.
Соклей как будто не заметил женщину. Продолжая думать о делах, он сказал:
— Еще одна причина, по которой мы вышли так рано — мы хотим поспеть в Афины к Большим Дионсиям.
— Хотите попасть в театр? — улыбнулся Фаний. — Не стану вас за это осуждать. Раз уж направляетесь в Афины, почему бы не провезти хорошо время? — Соклей говорил на дорическом диалекте с оттенком аттического, эолийский Фания тоже имел аттический налёт. Очевидно, он был образованным человеком. Но время от времени родная речь брала верх. — Я сделаю все, чтобы вы отправились в путь как можно быстрее.
— Ты принц среди проксенов, о наилучший, — польстил Менедем. Но в лести содержалась немалая доля правды.
Как любой проксен, Фаний представлял в родном городе граждан другого полиса и помогал им. Порой это требовало значительных усилий и средств. Некоторые принимали на себя эти обязанности ради престижа, а затем пренебрегали ими. Фаний, казалось, хотел делать все как следует.
Он снова поклонился.
— Ты очень добр, благороднейший, как я тебе уже говорил. Пройдите в андрон, если желаете. Выпьем немного вина, поужинаем, выпьем еще вина — не симпосий, конечно, но сможете уйти спать счастливыми. Нравится ли вам такое предложение?
— Очень даже, — поспешно ответил Менедем. Соклей незаметно пожал плечами. Ему нечасто хотелось лечь спать счастливым от вина. «И очень жаль, — подумал Менедем. — Но я этого хочу, а он может потерпеть».
— Очень красивый андрон, — сказал Соклей, когда они поднялись туда. Как в большинстве домов, у проксена андрон был примерно на локоть выше уровня двора и других комнат. Рабы убирали стулья и заносили ложа для более официального ужина.