— Да, это дочь поэтессы.
— Поэт-женщина?
— Верно, — снова сказал Соклей.
— Как забавно. — Гонгила выбралась из кровати, достала из-под нее ночной горшок, присела над ним, а затем надела хитон.
Соклей тоже помочился в горшок и оделся. Он заметил, что Гонгила разглядывает его, как он мог бы разглядывать неизвестную доселе птичку, севшую на мачту «Афродиты».
— Ты знаешь много странного, — заметила она.
— Да, это так, — согласился Соклей. Многие это замечали, но редко кто замечал так быстро, как Гонгила. В дверь кто-то постучал.
— Ты здесь? — позвал голос Менедема. — Занят чем-то, что не хотел бы прерывать?
— Нет, с этим мы уже разобрались, — откликнулся Соклей.
— Уже? Хитро. Что ж, в таком случае пойдем завтракать.
— Хорошо. — У Соклея заурчало в животе. Женщина в постели заставила его забыть о голоде. Он открыл дверь. Увидев Гонгилу, Менедем рассмеялся.
— Теперь мне все ясно, — сказал он. — У тебя слабость к рыжим. Я это понял по той кельтской девушке в Таренте пару лет назад.
— Я бы не стал называть это слабостью, — с достоинством возразил Соклей. — Скорее, вкус.
Он ожидал, что брат превратит его слова в шутку в духе Аристофана, но Менедем просто сказал:
— Пойдем, поедим каши, выпьем вина. Потом можем отправиться к Онесиму и Онетору. Хочешь пойти к ним вместе, или разделимся?
— Я бы лучше обработал их по-одиночке, если ты не возражаешь, — ответил Соклей, когда они шли к андрону. — Так мы сэкономим время. Ты можешь торговаться с виноторговцем не хуже, чем я, а я пока займусь продавцом трюфелей.
Менедем усмехнулся.
— Я мог бы и догадаться. Не увлекайся расспросами о трюфелях настолько, чтобы забыть их купить.
Когда вошли Соклей с Менедемом, Фаний уже завтракал в мужской части дома.
— Радуйтесь, наилучшие, — приветствовал их проксен. — Доброго дня вам обоим. Он обращался к обоим родосцам сразу, во множественном числе. В его речи это выглядело естественно, но на Родосе звучало бы весьма старомодно. — Надеюсь, ночь вы провели приятно.
— Я поставил Клеиду, словно львицу над воротами4, — сказал Менедем.
Фаний рассмеялся.
Соклей задумался, откуда двоюродный брат взял такую фигуру речи. Решил, что, видимо, из Аристофана.
— Я тоже остался доволен Гонгилой, — сказал он. — Ты всех рабынь зовёшь именами из поэм Сафо?
— А ты умён, если это заметил, — сказал Фаний. — Не все способны узнать.
— И я не узнал, — сказал Менедем. — Но ты прав, наилучший, он умный парень.
— На самом деле, — продолжал родосский проксен, — это правда. Так мне проще запомнить, как их называть. Впрочем, не думаю, что я один такой в Митилене.
— Хитро, — заметил Соклей, позаимствовав слово у Менедема. — Как по мне, это очень разумно.
Раб подал братьям кашу. Солёная рыба и кусочки рубленых оливок оживляли то, что в противном случае было бы миской пресного ячменного месива. Соклей взялся за роговую ложку.
Меж двумя глотками он спросил:
— Ты говорил, что дом Онетора где-то в двух кварталах отсюда?
— Верно, — ответил Фаний. — Идите по улице к северу, потом поверните налево. Онетор живёт в третьем доме по левой стороне улицы.
— Улица к северу, третий дом слева. — Соклей склонил голову. — Благодарю. Я это запомню.
— Он запомнит, не сомневайся, — сказал Менедем. — И если мы вернемся в следующем году, он и тогда будет помнить. В его голосе звучала гордость, но и подозрительность к Соклеевой памяти.
— Я тебе не учёная обезьянка, — сказал Соклей. — Нечего меня выставлять.
— Ничего нет плохого в том, чтобы всё держать в голове, — заметил Фаний. — Я и сам хотел бы справляться с этим получше.
Едва покончив с завтраком, Соклей заявил:
— Я намерен отправиться к Онетору. Я поднялся и солнце встало, значит, он, должно быть, тоже проснулся.
По пути в северную сторону от дома Фания ветер дул прямо вдоль улицы, прямо ему в лицо, и Соклей был рад, что идти пришлось только квартал, до поворота. А потом он укрылся от злого ветра на северной стороне улицы, идущей с востока на запад. Он пригладил пальцами волосы, чтобы выглядеть аккуратнее. Возле третьего слева дома остановился и постучал в дверь.
— Кто там? — спросил изнутри чей-то голос.
— Это дом Онетора, сына Диотемия?
— Да. А ты кто такой?
— Я Соклей, сын Лисистрата, один из родосцев, с которыми Онетор ужинал прошлой ночью. Я хотел бы поговорить с ним, по делу.
— Погоди минуту.
Вскоре дверь отворилась. Рыжий раб-фракиец отступил в сторону, впуская Соклея внутрь.
— Мой хозяин заканчивает завтрак в андроне. Он спрашивает, поел ли ты.
— Да, спасибо, — ответил Соклей.
Фракиец провёл его через холл во внутренний двор. Онетор отставил чашу с вином и приветственно помахал. Соклей помахал в ответ:
— Радуйся, о наилучший.
— Радуйся, — Онетор опять поднёс чашу к губам. — У меня голова болит после вчерашней ночи. Немного вина поможет расслабиться. Ты голоден? Тут всего много.
— Я ел у Фания, — ответил Соклей. — Надеюсь, я не слишком рано пришёл?
— Ох, не говори глупостей, наилучший. — Онетор тряхнул головой. — Солнце встало, а значит, всякий, кто не готов к делу, должен только себя винить. Я же не избалованный соня-перс, который лишь к полудню выбирается из-под одеяла. Когда ты постучал, моя жена уже работала в саду. Уверен, что сейчас она подыскала какое-нибудь занятие наверху.
— Ну, тогда хорошо... О, благодарю. — В андрон вошёл раб с чашей разбавленного вина для Соклея. Он сделал глоток и продолжил: — Будь добр, расскажи мне о трюфелях.
— Что ты хочешь знать? Сорта и цены, что-нибудь в этом роде?
— Пока нет. Я надеялся, что ты мне просто о них расскажешь. Они не растут на Родосе, и я хотел бы узнать как можно больше про них, и для того, чтобы я смог больше сказать своим покупателям, и просто ради собственного любопытства.
— О да, его я заметил ещё у Фания прошлой ночью, — сказал Онетор. А у тебя аттическая манера речи. Ты обучался в Академии?
— Нет, в Лицее, у Теофраста, — ответил Соклей. — И это одна из причин моего любопытства: Теофраст специализировался на растениях, и я всегда рад случаю дополнить те знания, что он передал мне.
— Что ж, ладно, — сказал Онетор. Соклей был бы удивлён, если бы он отказал, ведь мало кто не хочет поговорить о том, чем зарабатывает на жизнь. А продавец трюфелей продолжал: — Ты мог слышать о том, что они растут под землёй, а мог и не слышать.
— Да, я знаю, — сказал Соклей, — Я ещё слышал, что лучше всего они растут после сезона дождей, после сильных гроз.
— Я тоже слышал, но не верю в это, — ответил Онетор, — Не замечал, чтобы это как-то влияло. Вот если в дождливый сезон дождей идёт мало, тогда да. Тогда они растут плохо, но ведь тогда и всё плохо растет.
— Звучит логично и разумно. А какую почву они предпочитают?
— Песчаную. Обычно их можно найти поблизости от морского побережья.
— А как вы их находите? — спросил Соклей, — Вы же не можете просто копать где попало на берегу.
Онетор помедлил, но потом решил, что рассказать будет безопасно.
— Если бы на Родосе росли трюфели, то я бы, наверное, не стал рассказывать, — сказал он. — Ты мог бы стать конкурентом. Но я не слышал, чтобы они там росли, так что, видимо, могу и рассказать. Во-первых, есть такая травка, мы называем ее трюфельный листок, и она растет над ними. Так я могу догадаться, где начинать искать.
— И как выглядит эта трава? — спросил Соклей. Онетор улыбнулся и промолчал.
— Хорошо, хорошо, я понял, забудь, что я спросил, — сказал Соклей, — Ты говорил, что это во-первых. А во-вторых?
— Когда я охочусь на трюфели, имею кое-какую помощь, — сказал Онетор.
— Что за помощь? — И снова Онетор не ответил. Соклей догадался, что больше тот ничего не расскажет.
В андрон забрел вислоухий пес с высунутым языком. Онетор почесал его под подбородком и за ушами. Хвост собаки бешено завилял.
— Дружелюбное животное, — заметил Соклей.
— Порпакс? Да, можно сказать, что так. — Онетор опять почесал собаку. Пёс попытался запрыгнуть к хозяину на колени. — Осторожно, глупый, — сказал Онетор, отталкивая его. — А не то я пролью вино на себя.
— Ты назвал его как рукоять щита? — спросил Соклей. Это было довольно распространённое имя для собаки. — Защищает твой дом от грабителей?
— Он неплох как сторожевой пёс, — Порпакс залаял, словно подтверждая эти слова, хотя до этого не обращал на Соклея внимания. Но родосец подумал — не слишком ли он дружелюбен для настоящей сторожевой собаки, и не станет ли ластиться к ворам, когда должен кусать?
— Он ещё и в другом полезен, — сказал Онетор.
— И в чём, например?
В вопросе Соклея не было никакого подвоха, он просто поддерживал разговор. Но Онетор снова не стал отвечать. Самодовольное выражение его лица заставило Соклея задуматься, не связан ли Порпакс каким-то образом с трюфельным промыслом. Нет, вряд ли... с чего бы собаке интересоваться грибами?