— Я все думаю, какие они на самом деле, и почему некоторые из них движутся, в то время как другие остаются на месте.
— Это вопросы для богов, а не людей.
— И почему я не должен задавать их? Люди должны задавать вопросы и искать ответы.
— Да задавай любые, какие вздумается. А вот ответы — другое дело.
Соклей хотел бы поспорить с этим, но вздохнул и сказал:
— Боюсь, ты прав. Пока не найдем способ дотянуться до звезд, не сможем узнать, что они такое и почему светятся.
— Что ж, дорогой, ты мыслишь не мелко, должен признать, — рассмеялся Менедем. — И как ты предлагаешь дотянуться до звезд?
— Представления не имею. Хотел бы я знать, — зевнул Соклей. — И я не имею ни малейшего представления, как смогу не заснуть прямо сейчас.
И тут же уснул. Когда он проснулся, небо уже светлело, однако рассвет не был похож на розовоперстую зарю, воспетую поэтами. Никакого золотого и розового восточного неба, никаких солнечных лучей, отражающихся в море. Только мрачный серый, как и вчера. Менедем уже встал.
— Доброго дня, дорогой, — сказал он. — Ты отнял у меня радость отвесить тебе хорошего пинка, как я уже собирался.
— Как жаль лишать тебя твоих простых удовольствий. — Соклей встал и потянулся. Потирая глаза, он добавил, — Я и сам чувствую себя довольно простым.
По всей «Афродите» просыпались моряки. Диоклей уже встал с гребной скамьи, где провел ночь. Он выглядел отдохнувшим не хуже, чем если бы провел ночь в спальне Великого царя Персии.
— Доброго дня, молодые господа, — приветствовал он Соклея и Менедема.
— Доброго дня, — ответил Соклей. — Мы должны пройти пролив между Эвбеей и Андросом до заката, не так ли?
— Надеюсь на это, — ответил начальник гребцов. — Если мы там, где нам следует быть, и наш сегодняшний курс будет хоть наполовину верным, должно получиться.
— А если мы не там, все будут обвинять меня. — Менедем пошутил там, где многие капитаны были бы смертельно серьезны. Указывая на скрывающее все ориентиры небо, он сказал: — У меня есть оправдание тому, что я не могу вести нас без всякого отклонения от нашего идеального пути.
— Не спорю, капитан, — сказал Диоклей. — Я надеюсь, что ты приведешь нас куда надо. Иначе я был бы полным идиотом, согласившись плыть с тобой, не так ли? — После того, как окунули в масло ячменный хлеб и запили разведенным вином, гребцы медленно закрутили вороты и подняли якоря. Как только они были уложены, с мачты спустили парус. Он надувался и хлопал, а затем наполнился ветром. Менедем направил корабль на запад-юго-запад.
— По крайней мере, я надеюсь, что это запад-юго-запад, — сказал он с кривой усмешкой.
— Кажется, сегодня теплее, чем вчера, — сказал Соклей. — Может быть, облака и туман разойдутся, когда солнце поднимется выше. — Понемногу, так и случилось. Показалось солнце, сначала сквозь облака, все еще достаточно толстые, чтобы человек мог безболезненно смотреть на его диск, а затем все яснее. Небо из серого стало дымчато-голубым: все еще не та погода, на которую Соклей надеялся бы, но определенно лучше. Горизонт расширялся по мере того, как исчезал туман.
— Земля! — воскликнул гребец. — Земля слева за кормой.
— Думаю, это Псира, — сказал Соклей, прикрывая глаза ладонью, чтобы посмотреть на восток.
Менедем рассмеялся.
— Хорошо бы. Иначе мы заблудились.
Немного позже Соклей заметил по правом борту Скирос. Он ощутил гордость. Его зрение было не лучше, чем у других — на самом деле даже хуже, чем у некоторых моряков. Но зная, где была Псира, он смог решить в уме геометрическую задачу и выяснить, где должен находиться Скирос. А затем, по мере того, как день продолжал проясняться, а горизонт расширялся, несколько моряков почти одновременно указали прямо вперед.
— Это Эвбея! — закричали они.
— Хорошо, — сказал Менедем. — Мы примерно там, где и должны быть. Может, немного западнее, чем я рассчитывал. Мы пройдем пролив между Эвбеей и Андросом сегодня, а потом прямиком в Афины.
— Прямиком в Афины!
Соклей не мог бы быть счастливее, если бы его двоюродный брат сказал… Он подумал об этом и улыбнулся. Он не мог бы быть счастливее, если бы Менедем сказал что угодно. По мере приближения к проливу Менедем приказал раздать команде оружие и шлемы. Люди надели на головы бронзовые шлемы, большинство из которых были без гребня. Те, кто не сидел на веслах, вооружились копьями, мечами и дубинками. Гребцы спрятали свое оружие под скамьями, откуда могли быстро его выхватить.
— Надеюсь, это пустая трата времени, — сказал Менедем. — Но многие из вас были с нами пару лет назад, когда нас атаковали пираты. Мы отогнали этих грязных сыновей шлюхи. Если придется, сделаем это еще раз.
«Надеюсь, что сможем», — подумал он и взглянул на Соклея, ожидая, что брат начнет оплакивать череп грифона, который унесли пираты. Но Соклей ничего не сказал. Может, смог, наконец, принять потерю. Или, скорее, понял, что Менедем обрушится на него камнепадом, если он снова станет жаловаться.
Рыбачьи лодки улепетывали от «Афродиты» с удвоенной прытью.
Телеф засмеялся и сказал:
— Со всем этим железом и бронзой, что мы нацепили, они теперь уверены, что мы пираты.
Его шлем, низко надвинутый на лоб, и свирепая ухмылка на узком некрасивом лице делали его похожим на человека, который скорее станет красть, чем работать. «Я знаю, что он вор, — напомнил себе Менедем. — Соклей поймал его на этом в Иудее. Если хоть раз украдет на «Афродите», он пропал.»
Но Телеф никогда на этом не попадался. Никто на торговой галере не жаловался на воровство. Возможно, ему хватало ума не воровать у своих собратьев-эллинов. Ради его же блага Менедем надеялся на это. Канал между островами был шириной менее шестидесяти стадий. Менедем вел «Афродиту» прямо по его середине. Он был достаточно близко к берегу, чтобы рассмотреть овец, поднимающих пыль на холмах над берегом в Эвбее, и увидеть, как в устье ручья на Андросе вытаскивают на берег одну из маленьких рыбацких лодок.
Вместе со всей командой он внимательно следил за заливами и скалистыми выступами — это были любимые укрытия пиратов. Однако сегодня все выглядело так мирно, как будто никто никогда и не помышлял о грабеже на море. Когда Менедем сказал это вслух, Соклей покачал головой.
— Не верь этому ни на минуту, мой дорогой, — сказал он. — Где-то на этих холмах — вероятно, в нескольких местах на этих холмах — дозорный пиратов смотрит на нас и думает: «нет, больше возни, чем толку». И это единственное, что нас спасает.
Менедему не понадобилось много времени, чтобы решить, что его двоюродный брат был прав. Он сказал:
— Жаль, что дозорный, отправивший в прошлый раз в этих водах против нас пиратский корабль, так не думал.
— Мне тоже, — сказал Соклей. Менедем выжидательно наклонил голову на бок. Соклей заметил его ожидание и рассмеялся. — О черепе грифона я уже сказал все, что мог.
— До следующего раза, — съязвил Менедем. Соклей снова засмеялся, с другой интонацией.
— Может, ты и прав. Надеюсь, что нет, но возможно. Я думаю, мы пройдем этот пролив.
— Он не очень длинный, — отозвался Менедем. — Но мы тащимся целую вечность.
— Ну хорошо, — ответил Соклей, — Мне уж показалось, что только я так думаю.
— Нет, о наилучший, и мне не стыдно это признать. В конце концов, мы проходим место, где уже попадали в беду. Если думаешь, что я не нервничаю, ты глуп. Битвы с пиратами нравятся мне не больше, чем тебе.
— У тебя хорошо получается. Если бы не ты, мы сейчас были бы рабами или вообще погибли.
— Благодарю тебя. Но я уже получил больше опыта, чем хотелось бы, — ответил Менедем и огляделся. Побережье Андроса быстро удалялось на юго-востоке, а Эвбеи — на северо-западе. — Теперь мы точно его прошли. Если кто-то захочет увязаться за нами, погоня будет долгой, а мы не намного медленнее, чем пиратский корабль.
Соклей указал на запад.
— Вон мыс Лавриона с островом Елены перед ним. Аттика!
— Да, Аттика, — сухо согласился Менедем. — Пару лет назад мы кое-как добрались до мыса Сунион, если помнишь, чтобы похоронить своих мертвых после боя.
Его брат покраснел.
— Помню. Но сейчас мы идем не кое-как. И у нас не украли то, ради чего мы идем в Афины, — он показал на себя пальцем прежде, чем Менедем успел что-то сказать. — Знаю, я упомянул череп, но это было в контексте нашего разговора.
— В контексте. — Менедем закатил глаза и обратился к невидимым слушателям. — Стоило ему одним глазом увидеть земли Аттики, и он уже бормочет о контекстах. Что же будет, когда мы доберемся до Афин? Могу поспорить, что никто не сможет его понимать.
— Ой, иди ты к воронам! — Соклей указал назад, на юго-восток, не на Андрос, а в небеса. — Что скажешь, какая сейчас фаза луны?
Менедем оглянулся через плечо, посмотреть на бледную луну на послеполуденном небосклоне.
— Первая четверть, или день после нее.
— И я так думаю, — просиял Соклей. — А значит, сегодня седьмой или восьмой день элафеболиона. Большие Дионисии начинаются на десятый. Мы должны успеть.
— Хорошо. Я люблю театр так же, как любой другой человек — если только этим другим не окажешься ты, — но я помню и о делах. Надеюсь, ты тоже о них помнишь.