— Да, о наилучший, — произнес Соклей одновременно с Менедемом, сказавшим:
— Да, о благороднейший.
Братья не смотрели друг на друга. Менялы брали за свои услуги большие комиссионные, часть оставляли себе, остальное получал полис. Родосцы намеревались обходить афинский закон, насколько будет возможно. В любом полисе множество людей больше волновал вес серебра, чем то, что на нем изображено, афинская сова или родосская роза. Когда офицер повернулся, чтобы уйти, Соклей сказал:
— Прости, о наилучший, но является ли Ификрат, сын Леона, до сих пор здешним родосским проксеном?
Афинянин мотнул головой.
— Нет, он умер два или три года назад. Ваш город представляет Протомах, сын Алипета.
— Мне это имя неизвестно, — сказал Соклей, и Менедем согласно склонил голову. — Его дом здесь, в Пирее, или он живет в Афинах?
— В Афинах, недалеко от театра, — ответил офицер, отчего сердце Соклея едва не выпрыгнуло из груди, а Менедему, судя по его лицу, пришлось сдерживать смех. Афинянин добавил: — Он занимается мрамором и прочим камнем. У него хорошая репутация в городе.
— Рад слышать, — ответил Соклей. Солдат покинул причал, и почти задушенный смех Менедема прорвался наружу.
— У проксена дом рядом с театром! — смеялся он, — Уверен, что твоё сердце разрывается из-за того, что нам придется проделать весь этот путь до Афин ради встречи с Протомахом. Свинья мечтает о помоях, овца о клевере, а ты, ты мечтаешь о доме у театра в Афинах. И вот мечта сбылась.
Соклей хотел ответить, что брат несет ерунду, очень хотел, но не мог. Он вяло улыбнулся. — Ну, нам же нужно встретиться с этим парнем, как ты считаешь?
— Я не знаю, — Менедем говорил одновременно рассудительно и с сомнением, — Я хотел продать наши товары прямо здесь на рынке Пирея, так что мы не...
— Что? — закричал Соклей. — Ты с ума сошёл? Да они тут торгуют древесиной, маслом и зерном, а не... — Он умолк из-за того, что его брат снова расхохотался, сильнее, чем когда-либо. Соклей обиженно смотрел на него.
— Ты обдурил меня. Ха. Ха. Ха.
Менедем похлопал его по плечу.
— Прости, дорогой. Я не смог удержаться. Это твоё лицо...
— Не смог? Ты даже не пытался.
— Может и так, — Менедем прикинул время по солнцу, — Как ты думаешь, успеем сегодня пойти в город и найти этого Протомаха, или лучше подождать до завтра?
Соклей тоже бросил взгляд на закатывающееся солнце и тяжело вздохнул.
— Лучше будет завтра, — сказал он. — И ты понятия не имеешь, как сильно я хотел бы сказать другое. — И вдруг он щелкнул пальцами.— Нет, я передумал, пойдем сейчас.
— И как ты себя убедил в этом? — удивился Менедем.
— Это просто. Завтра девятое или десятое число элафеболиона, — он снова посмотрел на растущую луну, по которой определил дату. — Думаю, что десятое. Если так, то это первый день Дионисий. Значит, пройдет большое шествие и начнутся всякие развлечения, людям будет не до торговли. Так что лучше встретиться с Протомахом сегодня.
Брат обдумал сказанное.
— Что ж, когда ты прав, ты прав. Нам лучше пойти. Диоклей, оставь на борту достаточно трезвых людей, чтобы эти ушлые афиняне не утащили акатос.
— Я прослежу, капитан, — обещал келевст, — Можешь на меня положиться.
— Я знаю, — ответил Менедем, — И нам лучше уже идти. Смотри, как Соклей топчется с ноги на ногу. Он будто комический актер, собирающийся наложить в штаны.
— Неправда! — негодующе заявил Соклей и заставил себя прекратить подниматься на мыске левой ноги, — Я просто... энергичный.
— Слова мальчишки, преждевременно брызнувшего при первом визите в бордель, — парировал Менедем. Соклей снова вскрикнул, ещё более возмущенно. Брат засмеялся и похлопал его по плечу. — Пошли уже.
Даже просто ступить на землю Пирея было достаточно для Соклея, чтобы прийти в возбуждение. Он понесся мимо длинной колоннады, в которой располагался портовый рынок. В порту в целом не на что было смотреть, невзрачные домишки и лавки из глиняного кирпича с красными черепичными крышами. Некоторые из них белёные, некоторые нет.
Товары на прилавках того самого дешевого, аляповатого вида, который можно встретить на рынках любого большого полиса вокруг Внутреннего моря. Но люди говорили на классическом греческом. Даже варвары, торговавшие в Пирее, которых здесь хватало, говорили на аттическом со своим иноземным акцентом. Их говор вызвал у Соклея улыбку. Менедем указал на что-то.
— Смотри, что это за храм? Он явно отличается от всей этой скукоты.
— Это святое место Афины и Зевса, — ответил Соклей, — Оба божества изваяны в бронзе. Афина держит копьё, Зевс с жезлом в одной руке и Победой в другой. Там ещё прекрасный рисунок Леосфена с семьёй работы Аркесилая. Он новый, а статуи — нет.
— Леосфен? — нахмурился Менедем, — Кто это такой?
— Афинский генерал. Он воевал с македонянами сразу после того, как умер Александр. Мы тогда были мальчишками. Он побил их несколько раз в Беотии, но войну все равно проиграл.
— Это я помню, — ответил Менедем, — Но его имя не вспомнил бы даже под пытками персидского палача. — Он снова ткнул пальцем, теперь на восток. — А это что за громадина?
— Это крепость в Мунихии, ближайшей отсюда бухте. Она полна македонянами Кассандра.
— Этого следует ожидать, — сказал Менедем.
— Что? Ты думаешь, что афиняне не встанут на сторону Кассандра, если он не будет принуждать их? — Соклей изо всех сил постарался выглядеть изумленным. Менедем засмеялся. Соклей продолжил: — Не будь здесь македонян, Афины, да и все остальные полисы Эллады, вернулись бы к грызне между собой, как делали до того, как их подмял под себя Филипп.
— Не все остальные полисы.
— Что ты хочешь сказать?
— Фивы, например. Их больше нет, Александр уничтожил этот город.
— Это правда, — согласился Соклей, — Но я слышал, что люди снова начинают там жить, и когда-нибудь там снова будет город.
— Согласен, — ответил брат. Они шли по Пирею в сторону Афин через Длинные стены, соединяющие порт и город. Менедем кивнул в сторону солдат на стенах.
— Похожи на македонян, нет?
Соклей взглянул на них.
— Наверное. Они крупнее и светлее, чем афиняне, это факт. Но Деметрий Фалерский — перчатка на руке Кассандра. То, что хочет сделать Кассандр, делает Деметрий. Так что они могут быть афинянами под управлением македонян.
— Я думал, что стены будут более впечатляющими, — сказал Менедем, — они не так уж высоки и не так крепки.
— Их впервые возвели во времена Перикла, а в те дни военачальники знали об осадах городов меньше, чем сейчас, и потому стенам не требовалось быть такими уж крепкими. Их крепости хватило, чтобы удержать спартанцев. В конце Пелопоннесской войны Афины не были взяты штурмом. Спартанцы заморили их голодом, а потом заставили снести стены.
Менедем огляделся.
— Их отстроили заново.
— О да. Сразу, как только афиняне решили, что это сойдет им с рук. — Соклей тоже обвел стены взглядом.
Дорога из Афин была не очень красивой: просто тропа, поросшая травой и кустами с обеих сторон. Тем не менее…
— Идти по этой дороге, Менедем… Идти по этой дороге — нечто особенное. Перикл ездил по этой дороге. Как и Эсхил, Софокл и Еврипид. Как и Фукидид, и Геродот, хотя он и не родился здесь. По этому пути ходили Сократ, Платон, и Аристотель. А теперь — Соклей и Менедем.
Менедем отошел за куст облегчиться. Вернувшись, он сказал:
— Может, на этот самый куст мочился Аристофан. Какая честь! — Он захлопал ресницами, как юный скромник.
— Ну тебя к воронам, — буркнул Соклей. — Я пытаюсь сказать, что значит для меня возвращение в Афины, и что получаю в ответ? Грязные шуточки.
— Аристофан тоже жил здесь, как и другие поэты-комики, хоть ты и не удосужился их упомянуть. Неужели ты хочешь сказать, что комедия не является одним из символов Афин?
— Всему свое время и место, — ответил Соклей — слишком слабый ответ. Неохотно он склонил голову. — Ладно. Ты прав...в некотором роде.
— Спасибо. О, благодарю тебя! — воскликнул брат.
— Да хватит уже, — сказал Соклей, но его брат только рассмеялся. Соклей цокнул языком. Ему следовало бы знать, как это будет. Но Менедем все же не был законченным циником. Указав на акрополь, он спросил:
— Это же храм Афины Девы?
— Да, так и есть, это Парфенон, — отвечал Соклей. Заходящее солнце ослепительно сверкало на белом мраморе, на расписанном синим, красным и жёлтым фризе с изображением процессии праздника Великих Панафиней.
— На своём веку я повидал много храмов, — сказал Менедем, — но ни один с этим красотой не сравнится.
Соклей склонил голову.
— Да, я тоже так думаю. Мы пойдём туда, и ты сможешь увидеть главную статую. Она вся из золота и слоновой кости, в пять раз выше человеческого роста. Ничего подобного нет, кроме статуи великого Зевса в Олимпии. И она тоже работы Фидия.
— Золото и слоновая кость. — На мгновение Менедем заговорил так же пиратски, как какой-нибудь ликиец. Затем вернулся к образу мыслей торговца: — Интересно, сколько золота прилипло к пальцам Фидия?