— Они не ценят своей удачи, — начал он. — Помнишь, я говорил о том, что встретил Гекатея Абдерского в Иерусалиме, когда мы были на востоке в прошлом году? Он записывал историю в Александрии и заметил, что в ней сыграли свою роль иудеи. И что он сделал? Он поехал в Иерусалим, чтобы изучить вопрос, исследовать иудеев. Он не думал о деньгах, а просто поехал. Я так завидовал ему, что хотел задушить этого тощего типа. Я волновался о том, что и как можно продать, что можно купить, а он просто прекрасно проводил время, бродил вокруг и задавал вопросы, если находил кого-то, говорящего по-гречески. И всё.
— Только ты выучил арамейский, — отметил Менедем. Соклей ответил на этом языке тирадой столь гортанной и злобной, что трое из четырех прохожих обернулись и посмотрели на него. Менедему показалось, что Соклей их не заметил. Снова перейдя на греческий, он продолжил.
— Да, я выучил арамейский, и наверное, узнал об иудеях больше, чем Гекатей. И чем это мне помогло, ведь это он напишет книгу и войдёт в историю.
Менедем лукаво улыбнулся.
— Только ты возлёг с женой хозяина таверны.
Брат уныло хохотнул в ответ.
— Было такое. Но не сработало. В итоге мы оба стали несчастнее, чем были до того, как легли в постель вместе.
— Да, знаю. Это очень плохо и так не должно быть.
Менедему прелюбодеяние могло не понравиться, только если о нем узнавал муж женщины. Соклей ничего не ответил. Они продолжили идти по узким, извилистым и вонючим улицам Афин. Когда Менедем не видел величественных зданий Акрополя или тех, что окаймляли агору на северо-востоке, город казался ему обычным полисом, огромным, но таким же, как все.
Повернув назад из очередного тупика, он пожелал, чтобы здесь, как и в Пирее, была аккуратная гипподамова решетка улиц. Но не тут-то было. Ему и Соклею пришлось убраться с дороги, когда женщина из окна второго этажа крикнула «Берегись!» и опорожнила ночной горшок на грязную улицу внизу. Вокруг вонючей лужи зажужжали мухи. Мужчина в гиматии, стоявший перед родосцами, осыпал женщину проклятиями, потому что его забрызгала жижа. Когда она проигнорировала грубые слова, он бросил в окно камень, который с грохотом ударился о деревянную ставню, сломав две планки. Он пошел дальше, довольный. Теперь уже женщина выкрикивала свои проклятия из безопасности комнаты наверху. А он не обращал на нее внимания.
— Добро пожаловать в большой город, — криво усмехнулся Соклей, хотя такое могло произойти в эллинском полисе любого размера.
— В нас не попало, и мы ни во что не наступили, — ответил Менедем, — поэтому, какая разница?
Они шли еще какое-то время, затем свернули на улицу пошире, ведущую довольно прямо на восток. Менедем указал вперед:
— Те ряды сидений впереди должны быть театром.
— Верно, — склонил голову Соклей. — А видишь дальше за ними черепичную крышу?
— Не слишком хорошо. Ты выше, чем я. — Менедем подпрыгнул, и пара афинян вытаращились на него. — А, да, вижу. И что это?
— Это Одеон. Его построил Перикл для музыкальных состязаний во время Панафинейских игр. Он так велик, что внутри крышу держат девяносто колонн. Говорят, что он построен по образцу шатра, в котором жил Ксеркс, когда вторгся в Элладу, но не уверен, правда это или просто байка.
— Если не правда, байка все равно хорошая, — заметил Менедем. — Я не мог бы желать большего.
— А я желал бы правду, — суховато ответил Соклей. — Другой вопрос, смогу ли я узнать ее по прошествии ста с лишним лет.
— Я ничего такого не имел в виду, — сказал Менедем. Его двоюродный брат пошел дальше, не отвечая. — Вот я и разозлил его, — с досадой подумал Менедем. Соклей слишком быстро становился слишком раздражительным, когда дело касалось исторических вопросов, хотя в других областях он был более терпеливым, чем большинство эллинов. Вместо того, чтобы пытаться развеселить его, Менедем помахал проходящему афинянину.
— Эй, ты!
— Чего тебе? — спросил прохожий.
— Можешь сказать, как добраться до дома Протомаха, торговца мрамором? Он ведь недалеко от театра?
— Да, я знаю, где его дом, — ответил афинянин и замолчал. Менедем другого и не ждал. Он дал мужчине обол. Засунув монетку в рот, афинянин продолжил: — Он рядом с храмом Диониса, на юго-западном углу театра. На левой стороне улицы, если пойдете на юг. Я забыл, это второй или третий дом, но можете постучать в двери и выяснить.
— Благодарю тебя, — сказал Менедем.
— В любое время, приятель.— Афинянин подпер языком щеку, словно говоря: — Каждый раз, когда вы мне платите — похоже, он ощупывал только что полученный обол.
— Сможем ли мы найти дом по таким указаниям? — спросил Менедем, когда афинянин пошел своей дорогой.
— Мы сможем найти нужную улицу или, по крайней мере, сузить круг поисков до двух-трех. А там кто-нибудь точно знает, как найти дом Протомаха. Может, даже серебро больше тратить не придется.
— Ха! Я поверю в это, только когда увижу, — сказал Менедем. Серая каменная стена вокруг священной земли не позволяла ему толком разглядеть крышу храма Диониса. Красную черепичную крышу, как и у большинства соседних домов. Тем не менее, крыша выцвела от солнца, потрескалась и выветрилась от несчетного количества заморозков и ливней. Храм стоял здесь очень долго. Менедем указал на улицу, которая шла на юг прямо за храмом. — Не попробовать ли нам эту?
— Почему бы и нет? — ответил Соклей. — Если мы ошиблись, то не слишком сильно. Афинянин сказал, второй или третий дом, не так ли?
— Правильно, — сказал Менедем. Когда они подошли ко второму дому, он постучал в дверь. Несколько собак внутри дома завыли: не маленькие тявкающие собачки, а касторийские охотничьи псы с громкими, глубокими голосами. Менедем надеялся, что кто бы ни был там внутри, он не откроет дверь. Он вздохнул с облегчением, когда донесся хриплый крик:
— Кто вы такие? Что вам нужно?
— Это дом Протомаха, сына, эм...?
— Алипета, — подсказал Соклей.
— Нет, — голос перекрыл лай собак, — Он живет дальше, в следующем доме.
— Хвала Артемиде, — пробормотал Менедем, направляясь к следующему дому. — Если бы они открыли дверь, то эти собаки, наверное, сожрали бы нас заживо.
— Долго бы мы не прожили, — заметил с убийственной точностью Соклей. — И как кто-то может жить рядом с таким шумом? Я люблю, когда вокруг тихо и спокойно. Наверняка я бы бросил немного отравленного мяса через стену и избавился бы от некоторых из этих чудовищ.
— И не только шум, — Менедем потрогал нос, — Я знаю, что в городах часто пованивает, но невозможно терпеть собачье дерьмо в своём носу целый день. И как только потеплеет, здесь появятся мухи.
— Может, лучше остановились бы в гостинице? — спросил Соклей.
Менедем вздохнул и покачал головой.
— Нет, уже пришли. — Он постучал в дверь. Изнутри снова спросили, кто пришел. Он назвался и назвал Соклея, добавив: — Это дом родосского проксена, я не ошибся?
Дверь открылась.
На пороге стоял сам Протомах, мужчина под пятьдесят, широкоплечий, немного толстоватый в области живота, но всё ещё энергичный. Лицо его было бы поразительно красиво, если бы не нос, который пострадал где-то и теперь был свёрнут налево.
— Входите, друзья, — сказал он. — Пока вы в Афинах, мой дом это ваш дом. Я слышал о ваших отцах, и если вы пошли в них — неплохо. Попробуйте не обращать внимания на вонь из соседнего дома — Демотим разводит охотничьих псов.
— Большое спасибо, — хором ответили Менедем и Соклей, и Протомах отстранился, пропуская их внутрь. «Начало положено», — подумал Менедем, входя вслед за братом.
5
— Мы еще раз благодарим тебя за щедрое гостеприимство, — сказал Соклей Протомаху за завтраком на следующее утро. Менедем, который также зачерпывал ложкой ячменную кашу и потягивал разведенное вино, склонил голову в знак согласия.
— На здоровье, о наилучшие. — Протомах сделал глоток из своей чаши. Вино было не ариосское, но вполне приличное. Гораздо лучше того, что подавали команде на «Афродите».
Проксен Родоса продолжил:
— Не знаю, сколько вы заработаете за следующую неделю. Сегодня начинаются Большие Дионисии. Вы будете платить своим гребцам за то, что они будут напиваться в честь бога.
Менедем слегка задергался, как будто до сих пор и не думал об этом. Может быть, он и не думал. Соклей думал. Это огорчало его скуповатую душу, но альтернативой было пропустить празднества и театральные представления.
— Нам просто нужно извлечь из этого максимальную выгоду, наиблагороднейший, — сказал он. — Я совсем не сожалею, что твой дом так близко к театру.
Его двоюродный брат чуть не подавился своим вином. Протомах усмехнулся.
— Ага! Так вы приехали на спектакли. Я задавался этим вопросом, но спрашивать прямо было бы грубо. Да, это неплохое место для начала, если вы любите драму.
— Я надеюсь Менандр предложит комедию в этом году, — сказал Соклей.
— Предполагается, что он работает над одной комедией, — сказал Протомах. — Только не знаю, закончил ли он её.
— О, я надеюсь на это, — сказал Соклей. — Я пытаюсь убедить Менедема, что комедия не началась с Аристофаном и не закончилась с ним.