— Я с Родоса, — объяснил Соклей. Он знал, что в его речи заметно влияние Аттики. Что тогда сказал бы Эрасинид об акценте Менедема. — Так есть у тебя мёд на продажу?
— О да, — но торговаться афинянин, похоже, не торопился. — Девять кораблей Тлеполема с Родоса, — пробормотал он, не совсем точно цитируя Список кораблей Илиады, но выказав его знание. — Как думаешь, все родосцы говорят так странно?
— Не знаю, о наилучший, — ответил Соклей. Эрасинид явно хотел поболтать прежде, чем перейти к делу, такое с деревенскими часто случалось. — Мы-то сами считаем свой говор обычным, а странными — все остальные.
— Да неужели? — Эрасинид рассмеялся, он явно считал этот факт забавным. — Наверно, все от того, что вы живете так далеко от Афин.
Учитывая нынешнюю славу Афин, он был прав. Но он из тех, кто то же самое говорил бы, живя, например, в Фессалии, где своя деревенская манера речи.
— Обычай — царь всего, — произнёс Соклей, цитируя Геродота. Над клевером возле сарая Эрасинида гудели пчёлы. Соклей указал в ту сторону: — Ты собираешь мёд диких пчёл или у тебя свои ульи?
— О, у меня свои, — ответил Эрасинид. — Собирать мёд диких пчёл это всё равно, что строить дом из плавника — кое-как получится, но хорошо никогда не выйдет.
— Кусают тебя, когда вынимаешь соты? — спросил Соклей.
— Постоянно, — склонил голову фермер. — Я ношу петас с самой тонкой вуалью, какую смог отыскать, чтобы не подпускать пчёл к лицу. Ну, а так, — он пожал плечами, — вынимаю жало и дальше делаю своё дело. Это меня не особенно беспокоит. Некоторым не так повезло. У меня был сосед по имени Аменокл, так он кашлял, хрипел и задыхался всякий раз, как его кусали.
— У тебя был сосед? — спросил Соклей.
— Верно, — опять склонил голову Эрасинид. — С ним, беднягой, такое слишком часто случалось. Горло сжалось и он... можно так сказать, задохнулся насмерть.
«Мог бы тут хоть как-то помочь Ификрат? — подумал Соклей. — Вероятно, нет. Как Эрасинид и сказал, этот лекарь не пытался скрыть собственное невежество».
— А свой мед ты разливаешь в одинаковые сосуды? — поинтересовался Соклей.
— Да. Раньше я так не делал, но для торговли так лучше. Покупаю лекифы у знакомого гончара. Там выходит недорого — в основном он делает амфоры для масла, они людям всегда нужны: либо масло оливковое дома хранить, либо для похорон. Эти я не беру, они стоят больше.
— Сколько за одну банку? — спросил Соклей.
— Двенадцать драхм.
Это было примерно то, чего родосец и ожидал. Торг продлился примерно час, с перепывами на политику, женщин, пчел, мерзких псов и прочее, что пришло в голову, и Соклею удалось сбросить цену до восьми драхм за лекиф. Расплатился он блестящими афинскими совами — фермер дал понять, что ему не нужны ни благовония, ни бальзам, и ничто другое, привезённое «Афродитой».
Эрасинид помог упаковать лекифы в корзины и поставить на спину ослика, дал соломы переложить их, чтобы не побились.
— Очень тебе признателен, — сказал фермер, прощаясь с Соклеем. — Вы, родосцы, похоже, добрый народ, хоть и речь у вас такая смешная.
На обратной дороге, минуя ферму со злобным псом, Соклей крепко сжимал в руке свою палку. Пес его не побеспокоил. Продолжая путь, он спустился с горы и свернул к Афинам.
***
— Погоди-ка, — произнёс Менедем. — Ведь Деметрий уже женат?
Человек, сообщивший новость, Клеон, продавец колбас, склонил голову.
— Это верно, — ответил он. — Женился давным-давно, на Филе, дочери Антипатра, прежде бывшей супругой Кратера. — Привлекательно-уродливое лицо продавца искривила привлекательно-уродливая ухмылка. — Но она гораздо старше Деметрия, Антигон заставил сына жениться на ней ради её рода и связей. Может, на сей раз он хочет сам немного повеселиться.
Вся агора Афин гудела от этой новости.
— Он определенно не прочь поразвлечься, — сказал Менедем. — И тот раз, когда он хотел поразвлечься с этой, как ее, Кратесиполидой, едва не стоил ему головы. — «Во имя собаки, — подумал он. — Я говорю прямо как Соклей. Деметрий слишком необуздан даже для меня. Кто мог бы такое подумать?» — Так кто его новая женщина? — продолжил он. — Ты сказал, ее зовут Эвридика?
— Верно, мой дорогой, — ответил Клеон. — У нее кровь голубее неба. Происходит от Мильтиада, героя Марафона. Была замужем за Офеллом, царем Кирены к западу от Египта, но после его смерти вернулась в Афины.
— Фила, Кратесиполида, а теперь Эвридика, — задумчиво протянул Менедем. — Похоже, Деметрию по вкусу вдовушки.
— Ну, они уже знают, что к чему, — снова ухмыльнулся Клеон. — Не нужно их учить, как девственниц. И к тому же, вряд ли Деметрий будет хранить верность этой новой больше, чем предыдущим.
— Вряд ли, — согласился Менедем. — До сих пор он точно ее не хранил, — он вспомнил хорошенькую девушку, которую видел в доме Деметрия и вздохнул. Деметрий может делать все, что пожелает. Это великолепно.
— Да я просто думаю, он хочет дешево отделаться или все же закатит пир, устроит жертвоприношения и раздачу мяса и вина, — сказал Клеон.
Как большинство знакомых Менедему афинян, Клеон никогда не забывал о выгоде и сейчас сунул свой лоток Менедему со словами:
— Так ты будешь что-нибудь покупать или собираешься просто стоять тут и болтать?
— Вот, — Менедем протянул ему обол. Клеон дал взамен кольцо колбасы. В ней было столько перца и фенхеля, что Менедему пришлось откусить два раза, чтобы увериться, что она сделана из свинины. Специи не позволяли понять, насколько свежим было мясо.
— Колбаса! — завопил Клеон, сунув монету в рот. — Покупайте колбасу! Деметрий отдал свою Эвридике, но у меня колбасы хватит на всех!
Менедем фыркнул. Недаром Аристофан сделал продавца колбас персонажем своих «Всадников».
Вульгарность Клеона искупало то, что он, похоже, ее осознавал не больше, чем пес, лижущий у себя под хвостом. Торговец продолжил расхваливать свой товар и отпускать грубые остроты про свадьбу Деметрия. Многие афиняне смеялись, а некоторые даже что-нибудь у него покупали.
Подняв сосуд с благовониями, Менедем выкрикнул:
— Тонкий аромат с Родоса! Ешьте колбасу Клеона и не воняйте после этого! — Клеон показал ему непристойный жест. Со смехом Менедем сделал то же самое.
Вскоре родосец вернулся к своей обычной манере расхваливать товар. Шутка была хорошая, но вряд ли она могла привлечь кого-то, кто в состоянии купить благовония. К сожалению.
Две женщины и мужчина остановились спросить, сколько он хочет за благовония. Услышав ответ, они поспешно отошли, как и большинство потенциальных покупателей. Мужчина его еще и обругал. Менедем ответил тем же, так же как с Клеоном.
По агоре слонялся человек, продающий вино в розлив. В такой жаркий день дела у него шли бойко. Менедем помахал ему и потратил еще один обол. Вино совсем не походило на лучшее родосское, но он другого и не ожидал. Никто не продает ариосское или лесбосское за обол. Вино охладило его и утолило жажду, и этого было достаточно. К Менедему подошла еще одна женщина, примерно его возраста и недурна собой: стройная, темноволосая, с блестящими глазами и прекрасными белыми зубами. Менедем улыбнулся и сказал:
— Радуйся, дорогая. Как твои дела?
— Спасибо, неплохо, — ответила она. Ее греческий был беглым, но акцент выдавал, что язык ей не родной. Менедем воодушевился — это могло означать, что она рабыня, и, возможно, рабыня кого-то состоятельного.
— За сколько продаешь свои благовония? — спросила женщина. Услышав ответ, она не дрогнула, и только сказала: — Можешь пойти со мной в дом моей госпожи?
— Зависит от того, кто твоя хозяйка и может ли она их купить?
— Может, — серьезно ответила женщина. — Ее зовут Мелита, и она не последняя гетера в Афинах.
— Уверен, что она просто мёд этого города, — заявил Менедем. Рабыня хотела было кивнуть, что выдавало ее неэллинское происхождение, но скорчила гримасу. Менедем нахально ухмыльнулся: имя гетеры было созвучно со словом «мёд».
— Так ты пойдешь? — снова спросила рабыня Мелиты.
— С превеликим удовольствием, — ответил Менедем. Женщина бросила на него острый взгляд. Он ответил таким невинным взором, будто его слова никак нельзя было истолковать двояко. Рабыня пожала плечами и пошла прочь с агоры. Менедем подобрал сосуды с благовониями с утоптанной земли и последовал за ней.
Снаружи дом Мелиты не представлял собой ничего особенного, но эллины и не имели привычки демонстрировать свое богатство. Чем больше выставляешь его напоказ, тем скорее кто-то попытается забрать то, что добыто с таким трудом.
Человек, открывший им дверь, выглядел не таким свирепым, как кельт, который служил другой покупательнице Менедема, но родосец не хотел бы с ним ссориться. Широкие плечи и толстые руки намекали, что он может позаботиться о себе в драке, а плоский нос говорил, что он в них не раз уже бывал. Рабыня и привратник обменялись парой слов на каком-то чужом языке, и по его взгляду Менедем понял, что лучше не беспокоить женщину в его присутствии.
Женщина пошла наверх. Даже в собственном доме Мелита жила на женской половине. Она спустилась с рабыней, закутанная в покрывало, как порядочная женщина. Но на мгновение ветер откинул его, и Менедем воскликнул: