— О да, это ты была в доме Деметрия, когда мы с братом приходили на ужин!
— Верно, — склонила голову Мелита. — Но ты видел меня недолго, и тогда, и сейчас.
— Недолго, — улыбнулся Менедем самой очаровательной из своих улыбок. — Но я тебя запомнил. Ты этого стоишь.
— Благодарю тебя, — к разочарованию Менедема, его слова скорее позабавили гетеру, чем впечатлили. Она продолжила: — Надеюсь, ты не рассердишься, если я скажу тебе то, что видела: мужчины — особенно молодые мужчины — будут говорить что угодно, если им кажется, что это поможет затащить женщину в постель.
— Понятия не имею, о чем ты, — невозмутимо заявил Менедем. Рабыня фыркнула, ее хозяйка расхохоталась. Поклонившись Мелите, Менедем продолжил: — Моя дорогая, ты также наверняка видела, что зачастую правда срабатывает лучше всего. Я говорил правду, когда сказал, что узнал тебя.
— Это так, — Мелита не позволяла ему еще раз увидеть его лицо. Она использовала покрывало, как щит гоплита, предоставляя Менедему только гадать, о чем она думает. Ему показалось, что в ее голосе до сих пор слышится веселье, когда она сказала: — Узнал ты меня или нет, ты должен понимать, что я не ищу нового...друга. У меня их более чем достаточно.
— Уверен в этом, если Деметрий — один из них.
Менедем не подавал виду, что ее предостережение задело его. Это все было частью игры. Но он не мог забыть, что, когда пару лет назад Соклей продал косский шелк милетской гетере, она заплатила серебром и отдалась ему. Менедем не допускал мысли, что его занудный братец мог превзойти его в успехе у женщин. Но, судя по всему, сейчас это было так.
— Деметрий играет с женщинами, как ребенок с деревянными солдатиками, — сказала Мелита. — Потому что он тот, кто он есть, и может так поступать. Но ни одна женщина не смирится с подобным от обычного мужчины.
Менедем выпрямился в полный рост, явно не дотягивая до богоподобной стати Деметрия. — Узнай ты меня получше, ты бы поняла, что я не обычный мужчина.
— В самом деле? Ты тоже будешь дарить мне золотые браслеты и ожерелья, рубины и изумруды за единственную ночь, как Деметрий? — спросила Мелита.
— Я не говорил, что обладаю богатствами Деметрия, — отступил Менедем. — Но я буду дарить серебро, сколько положено. И дам тебе кое-что, чего не давал Деметрий.
— И что же это?
— Радость.
Она изучающе смотрела на него, наклонив голову на бок. Он чувствовал ее взгляд, хотя глаза за покровом было не различить.
— А ты наглец, — сказала она, и Менедем снова поклонился, хотя не был уверен в том, что это комплимент. Мелита продолжила: — Одно из правил гетеры — не говорить о ее друзьях. Только так они остаются ее друзьями.
Гетеры, по опыту Менедема, любили сплетничать не меньше других людей. Но ему не так уж хотелось знать, каким образом Деметрий поклонялся Афродите. Он больше хотел отдать богине собственную дань.
Но когда Мелита сказала: «Ты вроде бы пришел сюда продавать благовония, а не себя?» он решил, что не станет поклоняться Афродите в ее компании.
Ухмыльнувшись, чтобы сохранить лицо, он сказал:
— Дорогая, я не так груб, чтобы брать с тебя за это деньги. — Гетера и рабыня расхохотались. Менедем протянул сосуд с благовониями. — А вот за это, напротив...
— Дай мне почувствовать аромат, — сказала Мелита. Менедем вынул пробку и подал ей сосуд. Она принюхалась. — Сладкий, — признала она, возвращая благовония. — Сколько ты хочешь? За благовония, а не за что-то другое. — Услышав ответ, она задохнулась от притворного гнева. — Да это грабеж!
— Твоей рабыне так не показалось, когда я назвал ей ту же цену на агоре.
— Да что может понимать рабыня? — неодобрительно тряхнула головой Мелита. Ее взгляд был достаточно красноречив, чтобы варварка промолчала и выглядела так, будто хочет исчезнуть. Мелита вновь обратилась к Менедему: — В любом случае, это слишком много. Я не сделана из серебра. Дам тебе половину.
— Нет. — Менедем заткнул сосуд. — Уверен, ты покупала благовония и раньше и знаешь, сколько они стоят. А что может быть тоньше, чем аромат родосских роз?
Мелита лукаво взглянула на него.
— Половину того, что ты просишь, и то, что ты просил раньше.
С истинным сожалением он мотнул головой.
— Мне жаль — правда жаль — но нет. Дело есть дело, и глупо смешивать его с удовольствиями. Я работаю не один, есть еще мой двоюродный брат, мой отец и дядя. Как я им объясню, куда делись совы, которые я должен был получить?
— Проиграл? — предложила она с таким видом, будто предлагала подобное много раз. — Всегда можно объяснить, если приложить немного ума. Кто узнает?
— Я буду знать, — ответил Менедем.
Плечи Мелиты едва заметно опустились. Родосец продолжил:
— Семья важнее, чем полчаса удовольствия, — его губы снова дрогнули. — Семья с тобой навсегда.
— Ну, если ты так говоришь... — Голос Мелиты выдавал, что она иного мнения. Она указала на благовония: — А я говорю, что ты все равно хочешь слишком много. — Она назвала новую цену, выше той, что предлагала раньше, но намного ниже, чем просил Менедем.
— Нет, — повторил он. — Для начала, я запросил с тебя не слишком высокую цену. Я неплохо торгуюсь, если нужно, но не делаю этого при каждом удобном случае ради удовольствия, я же не финикиец. Я сказал, сколько мне нужно. Если не хочешь платить, пойду обратно на агору.
— Может, и стоило взять тебя в постель сначала, — задумчиво протянула Мелита. — Тогда бы ты не был таким упрямым. — Она еще подняла цену.
Теперь Менедем снизил свою, совсем чуть-чуть, оставив себе простор для маневра. Он продал ей четыре сосуда за хорошую цену. Мелита отправилась наверх за деньгами, не доверив рабыне принести их.
Она расплатилась россыпью монет со всей Эллады, а значит, не все ее друзья были афинянами. Некоторые монеты были легче афинских, а другие, вроде черепах с Эгины, тяжелее. Менедем решил, что в среднем они равны. Соклей, наверное, заставил бы принести весы и взвесить каждую драхму и тетрадрахму из других полисов, но Менедем не хотел морочиться.
Мелита велела рабыне унести благовония.
— Теперь я могу пахнуть розами до конца жизни, — обратилась она к Менедему.
— Да будет она долгой, — вежливо ответил он. — Нет ли у тебя мешка, в котором я мог бы отнести серебро в дом родосского проксена, где я остановился?
— Конечно, — Мелита сказала рабыне принести мешок. — Не знаю, станет ли долгая жизнь даром или проклятием для таких, как я.
— С чего бы тебе хотеть умереть? — удивился Менедем. — Ты молода, красива, здорова, и не можешь быть бедна, если только что потратила столько денег на благовония.
— Но когда постарею, когда моя красота поблекнет? — кажется, Мелита была искренне обеспокоена. — Я купила благовония, потому что думаю, что заработаю на них больше. Но если не разбогатею сейчас, что стану делать, если проживу еще двадцать лет? Мужчины перестанут меня хотеть. Может быть, кто-нибудь и женится на мне, но мужчины больше обещают гетерам, чем исполняют. Не хочу закончить жизнь какой-нибудь полуголодной прачкой, трясущейся над каждым оболом. В твоем ремесле неважно, если ты поседеешь или покроешься морщинами. А в моем — совсем иначе.
Менедему не впервой было слышать, как женщина тревожится об утрате красоты. Гетеры зависели от внешности больше, чем большинство женщин. Но все равно, красота была не единственным их оружием.
— Если хорошо поешь, читаешь стихи и пьесы, если можешь сделать мужчину довольным собой, это отсрочит страшный день, — сказал он.
— Да, это помогает, — согласилась Мелита. — Но если у мужчины есть выбор между миленькой юной девицей, которая может петь, читать и делать все остальное, что подобает гетере, и невзрачной женщиной постарше, куда он пойдет? У меня пока получается, но я видела, как некогда знаменитые гетеры пытаются продаться рабам за пару оболов, чтобы купить себе ситос, — она содрогнулась. — Уж лучше смерть, я полагаю.
Менедем подумал об отце и дяде, которые больше не ходят в море. Но они не сидят и не ждут смерти, а занимаются семейным делом. Мелита права, их внешний вид не имел отношения к тому, как хорошо они могут справляться.
На мгновение Менедем задумался о том, каким станет, достигнув возраста своего отца, но воображение подвело его. В одном он был уверен — торопиться в могилу он не станет. Да и Мелита тоже, что бы она сейчас ни говорила.
Рабыня принесла мешок, Менедем высыпал в него серебро и поклонился Мелите.
— Прощай.
— Прощай и ты, — ответила она. — Надеюсь, ты благополучно вернешься на Родос.
— Благодарю. Надеюсь, ты будешь благополучна здесь. Надеюсь, благовония помогут.
— Помогут. На время, — пожала плечами Мелита. — А потом? Кто знает.
Рабыня проводила Менедема до дверей. Ни он, ни Мелита не сказали о ней ни слова. Кому какое дело до благополучия раба? В первую очередь, став рабом, еще никто не смог достичь его.
По пути из дома Мелиты Менедем внезапно остановился, будто превратился в камень, увидев голову медузы Горгоны. Настолько внезапно, что одна его нога застыла на весу. Последняя его мысль была не совсем верна. Если твой полис падет, с тобой может случиться что угодно, не важно, насколько ты благополучен. Все, что угодно.