***
Возвратившись в дом Протомаха, Соклей заглянул в кладовую. Та почти опустела.
Осталось совсем немного вина, чуть благовоний, пара горшочков пурпурной краски и несколько свитков папируса. А серебро, которое они с Менедемом выручили, и прочие приобретённые ими товары уже хранились на борту «Афродиты». Соклей расплылся в довольной улыбке. Он знал, что они потратили, и знал, сколько приобрели. Он знал, что домой из этой поездки они вернутся с хорошей прибылью.
За ним вошёл Менедем — возможно, тоже взглянуть на товар, а может быть убедиться, что это не вор пришёл украсть то, что осталось.
— Радуйся, — обернулся к нему Соклей.
— А, это ты. Радуйся, — ответил Менедем, и стало ясно, что он подумал. — Здесь всё в порядке?
— Вполне, — ответил Соклей. — И, думаю, что в Афинах, мы сделали всё, что могли. Теперь нам вряд ли получить достаточно прибыли, чтобы день за днём содержать здесь наших гребцов.
— Уверен? — спросил Менедем и тут же махнул рукой. — Забудь мой вопрос. Конечно же, ты уверен, иначе ты никогда такое бы не сказал. Так ты уже хочешь возвращаться на Родос? Не ожидал, что это случится так рано.
— Ну что же, погода, кажется подходящая, — сказал Соклей. — А ты разве не хочешь оказаться подальше, пока Деметрий не озаботился тем, сколько денег мы заработали и не наложить ли ему на них лапу?
— Он не посмеет, ведь мы родосцы. Отец сдерёт с него шкуру, если он прогневает Родос... разве нет?
Но из голоса Менедема убеждённость утекала фраза за фразой. Когда он рассмеялся, смех звучал неуверенно.
— Кто же знает, что придёт Деметрию в голову, если он напряжёт мозги?
— Вот и мне так кажется. У нас есть куча причин уехать. Забери меня вороны, если я найду хоть одну достойную причину остаться, — сказал Соклей.
Менедем оглянулся через плечо. Позади никого из домочадцев Протомаха, их никто не услышит.
— Ксеноклея, — прошептал он.
Соклей склонил голову.
— Я сказал «достойную причину остаться». А эта если не плохая, значит, я никогда не слыхал о плохих.
— И совсем она не плохая, — отозвался его кузен. — До сих пор не знаю, говорила ли она правду о своём муже, но мне всё равно. Она была неплохая.
Иногда Соклей с радостью придушил бы Менедема. Брат об этом знал, и с такой же радостью этим пользовался. И поэтому теперь, вместо того, чтобы выходить из себя, Соклей себе об этом напомнил. Он сказал:
— Ты и правда считаешь эту женщину достаточной причиной остаться, когда столько поводов поскорее уехать?
— Если ты так ставишь вопрос, то, пожалуй, нет, — признал Менедем.
— Ну и ладно, — сказал Соклей. — Раз мы с тобой договорились, я пойду в гавань и приведу гребцов, пусть перенесут эти остатки на «Афродиту». Для людей эта поездка была спокойной. Они смогли развлечься...
— Насколько это возможно на полторы драхмы в день, — вставил Менедем.
— Верно. Но они тратятся только на еду, и вино, и женщин. Им не приходится заботиться о жилье, — ответил Соклей. — Я уверен, что Диоклею известно, какие таверны они предпочитают.
По пути между Длинных стен Соклей оглядывал город, не переставая восхищаться красотой строений акрополя. Он вздыхал. А когда отец сообщил ему, что он должен покинуть Лицей и отправляться домой, он не только вздыхал. Он лил горькие слёзы на каждом шагу по дороге в Пирей. Теперь — нет.
За прошедшие с тех пор годы Соклей изменился. Он был не уверен, что к лучшему, но зато стал ближе к реальности. Посещение прежних мест, разговор с Теофрастом показали ему, что та жизнь в Лицее, которой он жил в юности, больше для него не годилась, как бы она ни была прекрасна.
По пирейским улицам разгуливали солдаты Деметрия. Когда «Афродита» только прибыла в порт Афин, это были солдаты Кассандра. Кроме их хозяев, Соклей не видел особой разницы между этими двумя толпами наемников и македонян.
Деметрий объявил Афины свободными, и, чтобы показать серьёзность намерений, даже развалил крепость Мунихии, однако, при виде македонских солдат афиняне всё так же поспешно уступали дорогу.
Как и сам Соклей. Ему не хотелось проблем с воинами Деметрия. Не будучи великим бойцом, он хорошо понимал, что может случиться. Добравшись до набережной и не услышав оклика вроде «Ты что это делаешь, тощий?», он снова вздохнул, на этот раз с облегчением.
Когда он вошёл на пирс, келевст Диоклей приветственно замахал руками:
— Радуйся, молодой господин. Наверное, собираешься скоро отплыть?
Соклей вздрогнул от неожиданности.
— Как ты узнал?
— Ты вынес почти всё, что мы везли для продажи, — отвечал Диоклей. — И времени уже прошло достаточно. Ты либо избавился от всех товаров, либо осталась какая-то мелочь и её пора возвращать на корабль. Так или иначе — какой смысл тут дольше болтаться?
— Осталась кое-какая мелочь, — сказал Соклей. — Нужны гребцы, перетащить всё сюда, а после можем отправляться на Родос.
Начальник гребцов склонил голову.
— Годится. С тех пор, как мы сюда прибыли, работы у меня было не много, и я устал сидеть и киснуть без дела. Мне больше не нравится неделями пить, как в молодости, да и с женщинами я уже не могу так часто, как раньше. Готов выйти в море.
Он был настолько готов, что сам потопал в Афины с Соклеем и несколькими гребцами, и без возражений взвалил на плечо шест, помогая переносить сосуд с библосским вином обратно на «Афродиту». Обычно такое считалось ниже его достоинства.
Соклей до отплытия пересчитал серебро, упрятанное под кормовой палубой. Закончив, он улыбнулся. Всё так, как надо. Он был готов снова увидеть Родос, а что может быть лучше, чем вернуться с хорошей прибылью?
10
Со своего поста на корме «Афродиты» Менедем посмотрел вперед, на нос.
— Все готовы? — крикнул он гребцам.
Никто не сказал «нет». В команду наняли двух афинян взамен родосцев, закрутивших здесь любовь и решивших остаться. Новичкам хватило ума принести с собой подушки для гребной скамьи, а значит, они неплохо понимали, что им предстоит.
Менедем бросил взгляд на причал. Канаты отвязаны и втянуты на борт акатоса. Да, и якоря подняты и уложены на носу. Удовлетворённый беглым осмотром, он кивнул Диоклею.
Начальник гребцов поднял бронзовый квадрат и маленький молоток, которым бил по металлу.
— Греби назад! — прокричал он и ударил, задавая ритм.
Кряхтя, гребцы навалились на весла. Дзинь, дзинь, дзинь! Первые гребки почти не сдвинули торговую галеру с места. Менедем другого и не ожидал, учитывая, что деревянная обшивка корабля, который не вытащили и берег и не просушили, отяжелела от морской воды.
Впрочем, и Диоклей, выходивший в море, когда Менедем ещё был ребенком, без сомнения, тоже другого не ожидал. Тем не менее, он подгонял гребцов:
— Ну, давайте, никчёмные олухи! Навалитесь! Это вам не бездельничать, пьянствовать и развратничать, получая за это деньги. Теперь серебро придется зарабатывать! Поглядим, собакой клянусь, на что вы годитесь!
Мало-помалу «Афродита» отвалила от пирса и, набирая скорость с каждым гребком, двинулась прочь из гавани. Менедем опять оглянулся, проверяя, не выбежал ли за ним в последний момент разгневанный Протомах с криком «Распутник!» Ведь некоторые женщины не могут хранить секреты (как и некоторые мужчины, но это Менедема не волновало). Ксеноклея, однако, молчала довольно долго.
Бездельники в гавани, моряки на борту крутобоких кораблей, рыбаки на лодках и люди с военных галер Деметрия смотрели, как отчаливает акатос. Менедем поймал взгляд Диоклея.
— Устроим им маленькое представление? — предложил он.
— Точно, капитан, — келевст знал, что имел в виду Менедем. Он повысил голос чтобы слышали все до самого носа: — По моей команде левый борт продолжает грести назад, правый начинает грести вперед. Приготовились... Начинай!
Менедем помогал повороту рулевыми веслами. «Афродита» развернулась почти на месте так, что нос теперь смотрел в сторону открытого моря, а корма на покидаемую гавань. Перед самым окончанием разворота Диоклей приказал теперь уже всем гребцам грести как обычно вперед, Менедем закончил его одними рулевыми веслами и вывел торговую галеру в Саронический залив.
Два человека с борта одной из гексер Деметрия, патрулировавших гавань, помахали «Афродите», восхищенные красивым маневром. Выровняв курс, Менедем снял правую руку с рулевого весла и махнул в ответ. Один из махавших был одет в офицерский плащ. Похвала от подобного человека вдвойне приятна.
— В другой раз мы сделаем это лучше, — пообещал Диоклей и перевёл сердитый взгляд на гребцов. — Сделаем? — он обратил похвалу в угрозу.
— Уверен, что сделаем, — сказал Менедем. Келевст играл роль злодея, а Менедем изображал добряка, который иногда сглаживает излишнюю требовательность Диоклея. Ему так нравилось больше, чем самому быть суровым хозяином.
Со стороны берега подул ветер.
— Развяжите парус и разверните его, — велел Менедем. Матросы с готовностью повиновались. Гитовы и дополнительные укрепляющие тросы делили на квадраты большой парус, с хлопаньем наполнившийся ветром. Менедем снял с весел больше половины гребцов. Люди, оставшиеся на скамьях, должны были грести только в случае, если ветер ослабнет. Пока нет такой спешки, чтобы идти одновременно и под парусом, и на веслах.