Менедем повернул «Афродиту» влево. Китнос в длину был больше, чем в ширину, и, отплывая из единственного городка на восток, требовалось обогнуть остров либо с севера, либо с юга. Менедем выбрал последнее. Чтобы поймать боковой ветер, моряки развернули рей в сторону левого борта. Они начали это на миг позже того, как Менедем начал разворот и закончили почти одновременно с ним. Он довольно улыбнулся себе самому — даже приказов отдавать не пришлось.
— Славный денек, — отметил Диоклей, когда они шли вдоль берега. Так и было. В синем-синем небе ярко светило жаркое солнце, правда, стояло оно уже не так высоко, как в начале лета. Цвет Эгейского моря был более темно-синим, чем небо, а вернее, несколько тонов темно-синего. Китнос, слева от торговой галеры, добавлял красок: бурая земля, серые скалы, пятна зелени среди выжженной солнцем желтизны.
На горизонте виднелись другие острова Киклад: от черных скал с бурлящей между них морской пеной, не годных ни на что, кроме как пробивать днища у неосторожно приближавшихся к ним кораблей, до Сироса, Пароса и Наксоса на западе, Сифноса на юго-западе и каменистых Серифоса и Мелоса дальше за ними, на юге.
Над головами у моряков с криками вились чайки и крачки, частые спутники кораблей — что для людей отбросы, то для них опсон. Скопа, сложив крылья, метнулась вниз лапами в море в паре плетров от торговой галеры. Мгновением позже, усиленно хлопая крыльями, птица опять поднялась в воздух, в когтях у неё извивалась рыба.
— У крачек, ныряющих в воду, чайки крадут добычу, — сказал Соклей. — Но кто рискнет украсть у скопы?
— Никто в этих водах, Зевсом клянусь, — ответил Менедем.
— Мне интересно, что это за рыба, — продолжил Соклей. — Птица выбрала ее потому, что такие рыбы ей нравятся, или же рыба просто ей подвернулась, плавая достаточно близко к поверхности?
Менедем рассмеялся.
— А мне интересно, о наилучший, есть ли предел множеству вопросов, которые могут прийти тебе в голову. Но если и есть, ты его еще не достиг.
Брат выглядел уязвленным.
— А что не так с любопытством? И где мы были бы без него? Мы жили бы в грязных хижинах и пытались убивать зайцев камнями, вот где.
— Ещё два вопроса, — отметил Менедем. — Правда, на один ты же и ответил.
Сам он думал о том, насколько Соклей рассердится от его подначек, и насколько удастся этим развлечься. Он уже не дразнил брата так, как в юности, ведь Соклей, став старше, научился сдерживаться, и теперь получалось не так забавно.
Брат сдержался и этим утром. Он ответил:
— У меня есть ещё вопрос: а тебе-то какая разница?
— Никакой. Просто любопытно, — Менедем поморщился, понимая, что попался в ловушку Соклея.
— Благодарю тебя, дорогой. Ты только что подтвердил мою точку зрения.
Соклей мог бы сказать и больше, и жёстче. Менедема это слабо утешило. Сказанного хватило и для того, чтобы уши у него вспыхнули, и чтобы Диоклей усмехнулся.
Некоторое время Менедем уделял повышенное внимание управлению кораблем, который в данный момент не особенно в этом нуждался. Он понял, что проиграл, а он ненавидел проигрывать. А от того, что это случилось из-за его собственных необдуманных слов, было ещё обиднее.
Но Менедем не мог дуться долго, когда ветер наполнял парус и гудел в снастях, когда корабль плавно двигался под ровный плеск рассекаемых тараном волн, не мог, когда... Он вдруг встрепенулся при мысли о носовом таране.
— Диоклей, раздай команде шлемы и оружие, — велел он. — В этих водах пиратов больше, чем блох на бродячей собаке, фурии их забери. Надо быть готовыми на случай, если полезут к нам.
Поскольку в два прошедших мореходных сезона акатосу пришлось отбиваться от пиратов, Диоклей перечить не стал. Он лишь склонил голову и сказал:
— Я и сам как раз собирался так сделать.
Вскоре моряки «Афродиты» с бронзовыми горшками на головах, копьями и топорами в руках, сами стали походить на пиратов. Торговая галера шире пентеконтера или гемолии, но народ с рыбачьих лодок и крутобоких судов в таких тонкостях разбираться не желал.
Сейчас они разбегались с непривычной для Менедема скоростью. Рыбацкие лодки меньше, чем суденышко, которое галера тащила за собой на буксире, убирались прочь. Люди на них гребли так усердно, как на военной галере, летящей на врага. Два парусных корабля, завидев «Афродиту», взяли курс на юг, пытаясь поскорее убраться от нее как можно дальше.
— Они, пожалуй, готовы сами дуть в парус, лишь бы уплыть поскорее, — усмехнулся Менедем.
— А потом будут часами пробиваться галсами против ветра, чтобы вернуться на прежний курс, — сказал Соклей.
— Это не наша забота, — ответил Менедем.
— Их можно понять, — сказал Соклей. — Неоправданный риск может привести к тому, что тебя продадут в рабство или убьют и выбросят в море. Мы вот не стали рисковать и вооружились.
Но Менедема это не убедило.
— Иногда нужно рисковать и выжимать из жизни все соки.
— Иногда мне кажется, что ты стремишься в этих соках утонуть, — ответил Соклей.
Оба нахмурились. Менедем зевнул, изображая, как наскучил ему этот разговор. Соклей повернулся к нему спиной, переступил через ограждение и помочился в винноцветное море. Было ли это проявлением неуважения или избавлением от сока — Менедем не стал спрашивать. Соклей поправил хитон и, гордо выпрямившись, направился на нос галеры.
Диоклей озабоченно крякнул.
— Не стоит вам ссориться, — сказал он. — Вы оба нужны кораблю.
Он использовал двойственное число, подразумевая, что Менедем и Соклей неразлучны.
Менедем правил акатосом. Он не мог просто отвернуться от Диоклея, несмотря на то, что сейчас ему больше хотелось как следует наподдать брату, а не слушать, как его с ним запрягают в одну повозку, словно пару волов. «Что за лицемерная свинья», — подумал он.
Весь оставшийся день гребцы опасались приближаться к ним с Соклеем. Моряки ходили на цыпочках, будто палубу «Афродиты» усыпали яйцами, и за порчу товара полагалась порка. Не слышалось обычных песен, шуток и болтовни — только шум ветра и плеск волн. На торговой галере наступила непривычная тишина.
Из гордости и упрямства Менедем не желал делать первый шаг к примирению с Соклеем и остаток дня провел у рулевых весел. Галера медленно приближалась к острову Сирос, более засушливому, чем Китнос.
Пару лет назад «Афродита» уже останавливалась здесь. Менедему пришли на ум стихи из «Одиссеи», где свинопас Эвмей восхвалял свой родной остров. Он также вспомнил комментарий Соклея, что подобное восхваление лишь доказывает, что Гомер был слеп.
Он потряс головой, отгоняя мысли о Соклее. Желая отвлечься, он повел торговую галеру в обход северной оконечности острова, который, как и Китнос, был довольно узким и вытянутым, и затем на юг, по направлению к городу Сироса на восточном побережье. Город располагался в маленьком заливе.
Гавань оказалась удобной, и будь остров Сирос не таким засушливым и малонаселенным и давай больше урожая, то в заливе мог бы вырасти настоящий город. А так от него было не больше толку, чем от красивых бровей на лице уродины.
Сюда заходили лишь рыбацкие лодки и ненадолго останавливались случайные корабли, и никто не озаботился постройкой молов и причала. «Афродита» остановилась в паре плетров от города. Со шлепком упали в воду якоря, надежно удерживающие ее на месте.
Определив по солнцу, что остается еще пара часов светового дня, Соклей приказал гребцам отвезти его на берег.
— Куда это ты собрался? — сердито спросил Менедем.
— Здесь есть храм Посейдона, — ответил Соклей. — Там находятся солнечные часы, сделанные Ферекидом, учителем Пифагора. Они считаются старейшими в Элладе, и пока мы здесь, я бы хотел взглянуть на них. А что? Ты уже собрался отплывать без меня?
— Не искушай меня, — сказал Менедем, угрюмо махнув в сторону лодки. — Плыви, только вернись до темноты.
Соклей указал на кучку домов, составлявших весь город.
— Если думаешь, что я захочу там остаться, то ты... — сказал он и осекся.
«То ты еще глупее, чем я думал». Эти или похожие слова уже были готовы сорваться с его языка. Обида Менедема разгорелась с новой силой. Он и забыл, что сам ругал про себя Соклея последними словами.
— Впрочем, можешь оставаться там, сколько захочешь, — отрезал он.
Он смотрел, как лодка доставила брата на берег, наблюдал, как Соклей разговаривает с местным старцем. Седобородый указал на вершину холма к северу от берега, и Соклей поспешил в этом направлении. Затем Менедем наблюдал, как матросы, которые отвезли Соклея на берег, скрылись в винной лавке.
— Капитан, а что мы будем делать, если молодой господин попадет в беду? — спросил Диоклей. — Бродить в одиночку по чужому острову — не самая умная мысль.
— Да что там может случиться? — спросил Менедем. — Соклей, кажется, уверен в своей безопасности, а он у нас всегда все знает. Не веришь мне — спроси его.
Диоклей посмотрел на него с осуждением.
— В большинстве случаев вы оба, — он опять использовал двойственное число, не то для большей убедительности, не то, чтобы досадить Менедему, — действуете весьма разумно. Но если уж рискуете, то рискуете всем.