— Вторая причина — просто позорное оправдание, и ты, надеюсь, это осознаешь, — строго сказал его брат. — А что касается первой, то... я пойду с тобой. Две пары ушей могут услышать больше, чем одна.
Они отправились в город до того, как солнце закатилось за западный горизонт. Часы светового дня все сокращались на исходе лета, а ночные, наоборот, прибавлялись.
Выбранная ими винная лавка находилась в паре кварталов от гавани. На двери заведения висела, как полагается, сухая виноградная лоза, а изнутри доносились громкие возгласы и нестройные песнопения. Некоторые мужчины шли в таверну не сплетничать, а как следует повеселиться, напившись вина.
Менедем и Соклей вошли внутрь и сразу закашлялись от дыма факелов. Кирпичные стены и балки над факелами были покрыты копотью.
Масляные лампы на некоторых столах и каменном прилавке в глубине комнаты добавляли к дыму вонь горелого жира. А кого-то неподалеку — это заставило Менедема сморщить нос — вырвало выпитым вином. Но эта вонь не заставила родосцев покинуть таверну.
— Радуйтесь, друзья!
Хозяин таверны говорил нарочито оживленным тоном, принятым у многих харчевников. Это был костлявый малый с огромными ушами.
Когда он забывал улыбаться и изображать веселье, его узкое лицо приобретало кислое выражение, которое Менедем нередко видел у хозяев таверн, борделей и надсмотрщиков за рабами. Харчевник вернул на лицо улыбку и спросил:
— Откуда вы, ребята?
— С Родоса, — ответил Менедем.
— И сейчас мы возвращаемся домой из Афин, — добавил Соклей.
— Вина? — спросил хозяин.
Братья кивнули. Житель Наксоса выставил на стойку две большие глубокие чаши. Круглое отверстие в сером камне позволяло ему погрузить длинный ковш в амфору под стойкой. Он наполнил чаши и протянул руку.
— Два обола с каждого.
Родосцы заплатили. Менедем сделал небольшой глоток и вздохнул. Распробовав вино, он понял, что лучше бы оставался на «Афродите». Он почувствовал на себе иронический взгляд Соклея, но предпочел не замечать его.
— Вы из Афин, как я понял? — спросил седой мужчина с крупным носом. — Что там происходит вообще? Сначала я слышал, что Деметрия выкинули, а потом что Деметрий вторгся в Афины. Дело ясное, что дело темное.
— Там два разных Деметрия, — ответил Менедем.
— Это правда, — кивнул Соклей. — Деметрий Фалерский ушел, сбежал к Кассандру. А Деметрий, сын Антигона, наоборот появился. Он разрушил крепость Мунихию, которую использовали люди Кассандра, и вернул, а может просто пообещал, Афинам старую конституцию.
— Вот это дела, неудивительно, что я запутался, — сказал седой человек. Менедем готов был посчитать его за глупца, но вдруг хитрый огонек мелькнул у того в глазах.
— И что же дали ему афиняне за то, что он вернул им старые законы?
Вот теперь Соклею не хотелось вдаваться в подробности.
— Удостоили его многих почестей, — сказал он, желая этим и ограничиться.
«Даже здесь, посреди Эгейского моря, он не хочет позорить Афины», — Менедему это казалось забавным. А его самого нисколько не волновала возможность выставить в плохом свете город, который они покинули. Потому он поведал собравшимся в таверне о некоторых лицемерных решениях, принятых афинским народным собранием.
Кое-кто засмеялся. А один, седой и носатый, возразил:
— Ты все врешь. Никогда они не падут так низко. Мы же говорим про Афины, а не про какой-то там жалкий маленький полис в забытом богами месте.
— Клянусь Зевсом, Афиной и Посейдоном, я сказал правду, — ответил Менедем.
— Это так, — грусть в голосе Соклея сделала его слова убедительнее. — Мы и сами вместе с родосским проксеном были в Собрании, когда там обсуждались многие из тех законов, и мы видели и слышали, как они принимались. Я хотел бы сказать вам обратное, о люди Наксоса, только это была бы ложь.
Менедем думал, что такая философская речь разозлит наксийцев. Но, похоже, она их впечатлила.
— Кто мог подумать, что афиняне окажутся такими широкозадыми? — пробормотал трактирщик прямо-таки эпитафию полису.
Седовласый кивнул в ответ.
— Это верно. Мы не как они, не подставились Антигону, когда он тащил нас в свою Островную лигу. Да, конечно, теперь на Делосе его просто боготворят, ну, так это только из вежливости. А вот остальная пакость, что сделали афиняне... тьфу! — он с явным отвращением отвернулся.
Соклей начал было говорить ему что-то в ответ, но прервался. Что тут скажешь? Наксосец не сказал ничего, с чем Соклей и сам не был согласен. Вместо слов он допил вино и толкнул свою чашу через стойку хозяину таверны. Достопочтенный муж протянул руку и долил вина лишь после того, как Соклей за него заплатил.
— Когда слышу такие новости, тоже хочется их залить, — сказал хозяин. — Но Деметрий и Антигон не плохие, — поспешно добавил он (ведь, в конце концов, они правят Наксосом). Просто стыдно смотреть, как некогда великий полис пресмыкается, словно бродячий пес.
— Словно бродячий пес, — с горечью повторил Соклей и сделал большой глоток только что купленного вина.
— Он старается тебя напоить, — тихо сказал ему Менедем.
— И к тому же, довольно успешно, — ответил Соклей. Но теперь не стал торопиться опрокидывать свою чашу. Временами его очень выручало прирожденное стремление к умеренности.
А естественные стремления Менедема лежали в ином направлении. Но как капитан торговой галеры, он был вынужден осторожничать, несмотря на свои природные побуждения.
Он спросил:
— Не было ли на Наксосе кораблей с востока в последние дни? Безопасен ли путь отсюда до Родоса или в море опять хозяйничают пираты?
Седовласый заговорил снова:
— Как я слыхал, на море спокойно. Мой шурин — рыбак, он недавно плавал в ту сторону в поисках тунца. С рыбой ему не повезло, но само плавание обошлось без приключений.
— Благодарю, друг, — сказал Менедем. — Я с радостью наполню твою чашу, если хочешь.
Наксосец кивнул. Менедем дал трактирщику два обола, и тот опустил черпак. Седовласый поднял свою вновь наполненную чашу, выражая благодарность. Менедем вежливо ответил на этот жест. Оба выпили.
Менедем знал, что не может чувствовать себя в безопасности по пути на Родос, пока не увидит приближающийся полис острова. Но он был рад отправиться в плавание, получив хорошие новости, а не дурное предзнаменование.
Бросив взгляд на восток с передней палубы, высматривая первое появление Родоса, Соклей подскочил, как ужаленный.
— Корабль! — спешно закричал он. — Впереди корабль! Я вижу корпус и гребцов, без паруса!
Это не сулило ничего хорошего. Соклей махнул в сторону кормы, чтобы убедиться, что Менедем его услышал. Менедем махнул ему в подтверждение. Он приказал задействовать все весла.
Соклей пристально смотрел в море. Незнакомый корабль спешно приближался к ним. Наверняка на нем успели заметить парус «Афродиты», который сейчас быстро сворачивали матросы, прежде чем сам корабль увидели с акатоса. С первого взгляда
Соклей понял, что это какая-то галера. Вопрос в том, что за галера? Быстрое приближение против волн было вполне в духе жадного пиратского корабля. Хотя и родосская военная галера, охотящаяся за пиратами, тоже могла так плыть. Изящные очертания «Афродиты» вводили в заблуждение не только рыбацкие лодки и круглые корабли, что нередко приводило к неприятностям.
«Все же я предпочел бы объясняться на эту тему с родосской военной галерой, а не отбиваться от пиратской гермолии, полной головорезов», — думал Соклей, пристально глядя вперед. Остальные тоже глядели, не особо наваливаясь на весла.
И внезапно Соклею мучительно захотелось, чтобы Аристид был по-прежнему жив. Остроглазый моряк точно знал бы, что такое эта чужая галера. Самому Соклею и прочим членам команды со средним зрением приходилось ждать, пока корабль не приблизится, это сильно увеличивало опасность, если там пираты.
— Мне кажется... — нерешительно начал один из гребцов, и добавил увереннее: — Кажется, я вижу три ряда весел.
Соклей прищурился, натянул кожу у внешнего уголка одного глаза, прикрыв другой. Временами это помогало ему видеть яснее и дальше. Не всегда… На галере явно больше одного ряда гребцов. Неужели три?
— Думаю... ты прав, — после краткой паузы ответил Соклей. Он вздохнул с облегчением, сердце больше не колотилось от страха. Судно с тремя рядами гребцов должно быть военной галерой, не пиратской гемолией или биремой. Он увидел, что и гребцы уже не сжимают оружие. Им сегодня не придется отвоевывать свою жизнь и свободу.
Стоя на корме, Менедем спросил:
— Может, это «Дикайосина» приплыла нас навестить?
«Справедливость» была первой тригемолией родосского флота, ее конструкцию придумал Менедем.
Она была легче и проворнее обычной триремы, так же как гемолия была легче и быстрее обычного корабля с двумя рядами весел. На обоих кораблях можно было быстро убрать скамьи гребцов-транитов с кормы и сложить мачту и реи на палубе, где они и находились.
Бросив еще один взгляд на сокращающуюся полоску воды между кораблями, Соклей вскинул голову.
— Нет, — ответил он. — Это обычная трирема.