— Нет, просто я потеряла надежду. Чего вы ждете от Хюбера, мсье?
— Ничего конкретного, мадам, я просто думал, что с помощью музыки мсье Виже, возможно, лучше, чем все остальные, смог увидеть настоящее лицо девушки.
В этот момент в гостиную вошли две дылды лет пятнадцати и, увидев меня, замерли как вкопанные, не зная, что делать. Мадам Виже радостно закудахтала:
— Мои дочери. Антуанетта и Ида.
Они неловко поклонились. Тощие, плохо одетые, с огромными зубами, болезненного вида. Желая казаться любезным, я спросил:
— Эти очаровательные девочки так же музыкальны, как их родители?
Мадам Виже снова вздохнула.
— Нет… Бедняжки не особенно талантливы, но, благодарение Богу, у них есть другие достоинства!
— Я в этом не сомневался!
Меня поблагодарили кивком головы. В это мгновение мы вдруг осознали, что в квартире воцарилась тишина. Мсье Виже закончил урок. Мадам Виже встала. Я хотел было последовать за ней.
— Нет, нет, прошу вас, не беспокойтесь, я пришлю мужа к вам. Кажется, сегодня у него больше нет учеников.
Она вышла вместе с дочками, и я надолго остался один. Из коридора доносился невнятный шепот. Бесспорно, мадам Виже рассказывала мужу о причине моего прихода. Наконец вошел Хюбер Виже. Я с трудом верил своим глазам. Пятидесятилетний мужчина, казалось, сошел со страничек старых семенных альбомов в бархатных переплетах: такими обычно изображали музыкантов до первой мировой войны. На нем была просторная рубаха типа гимнастерки с черным бантом вместо галстука. И лицо у него было, как у музыканта с картинки. Густые, романтично вьющиеся волосы, гладко выбритое лицо, нежный взгляд, взгляд побежденного.
— Здравствуйте, мсье… Жена только что сказала мне… Вы по поводу этой бедняжки…
Голос его дрогнул.
— Кто бы мог подумать… в таком возрасте… Это ужасно!
— Да, ужасно. Вы хорошо ее знали?
— Думаю, да. Она была воплощением юношеской чувствительности, ее мечты, надежды, иллюзии… Сесиль не сознавала, насколько уродлив мир… Не верила в человеческую жестокость…
— Но ее конец…
— Без сомнений, она вдруг поняла всю правду жизни и не смогла пережить этого откровения.
— Значит, вы не думаете, что она была меркантильна?
— Она была само благородство, сама доверчивость, сама увлеченность!
— У нее были тайны от вас?
— Не думаю.
— Значит, вам известно, что у нее был любовник?
Он буквально подпрыгнул на стуле.
— Любовник? У Сесиль? Это безумие!
Внутренне я восхищался наивностью этого славного человека, воображавшего, что знает о своей ученице все.
— Мне дали это понять.
— Люди воистину неблагодарны.
Бедный учитель музыки. Я надеялся, что ему удастся сохранить иллюзии относительно Сесиль, но боялся, что завтрашняя газета нанесет ему чудовищный удар…
Мне нужно было немного пройтись, чтобы привести мысли в порядок. Выйдя от Виже, я пошел в сторону района Мулен. Мне еще раз пришлось признать свое поражение. Из всех встреченных мной мужчин самым симпатичным оказался Хюбер Виже, он выглядел самым искренним, самым незаинтересованным. Его нежность к покойной не была похожа на отношение к ней остальных.
В половине первого я был на улице Пре и, проходя мимо «Кафе Америкен», решил пропустить стаканчик, сочтя, что вполне заслужил его. Подойдя к бару, я обернулся и посмотрел в зал. Каково же было мое изумление, когда я увидел, что за одним столиком сидели Гастон де Ланкранк, Жорж Бенак, Франсуа Лалоб и… Хюбер Виже. Раскрыв рот, я смотрел на этих мужчин, которые — я теперь понимал это — в той или иной степени обманули меня. Они собрались не случайно и, должно быть, говорили о смерти Сесиль. Мало-помалу я успокоился и благословил случай, подтолкнувший меня зайти в это кафе. Пришлось бы покинуть Сен-Клод, так и не узнав о странном сообщничестве мужчин, в течение двух последних лет любивших или делавших вид, что любят Сесиль Луазен. Если бы Сесиль умерла естественной смертью, она бы принадлежала им всем и каждому из них. Но ее убили, и я был уверен, что убийца — среди этих четверых. Мне хотелось угадать, кто он.
Взяв свой стакан, я направился к ним. Они обратили на меня внимание только тогда, когда я оказался у самого столика. Бенак и Виже сидели ко мне лицом. Увидев меня, они опустили глаза.
— Вы снова пришли действовать нам на нервы? — проворчал Лалоб.
— Может быть, предпочитаете собраться в полиции?
— А зачем нам идти в полицию?
— Ну, например, чтобы поговорить о смерти Сесиль Луазен.
Лалоб украдкой взглянул на других и замолчал. Я взял стул и просунул его между Лалобом и Бенаком, которые, ворча, подвинулись.
— Господа, не стану ходить вокруг да около. Я встречался с каждым из вас. Вы все были влюблены в Сесиль Луазен. Вы все по тем или иным причинам, в которых и не могу вас упрекнуть, бросили ее… Все, кроме одного.
И тут заговорил Лалоб:
— Кто?
— Тот, кто назначил Сесиль Луазен свидание в Уайонаксе, чтобы сбежать с ней.
Я вглядывался в их лица. На всех было написано одинаковое изумление. Убийца легко не сдается. Бенак скромно задал вопрос, которого я давно ждал:
— Откуда вы знаете?
— Я был последним, с кем перед смертью говорила Сесиль.
— Это еще не причина для самоубийства, если человек не пришел на свидание, — вмешался Лалоб.
— Вы не правы. Ведь она настолько верила ему, что согласилась иметь от него ребенка!
Я почувствовал, как они окаменели на своих стульях.
— Это неправда, — прошептал Бенак.
— Правда, мсье Бенак. Сесиль была любовницей одного из вас, человека, обещавшего ей то, чего она хотела. Возможно, в тот момент он говорил искренне, но потом, когда надо было уезжать, он испугался… и отказался от приключения, не заботясь о бедной девушке и о том, что с ней будет.
Тут вмешался Гастон Ланкранк.
— Это не решение вопроса. Уайонакс не так уж далеко. Сесиль в любой момент могла вернуться.
— Нет, мсье Ланкранк, не могла.
— По какой же причине?
В этот момент я понял, какую тоску испытывает убийца, тоску, которая скоро превратится в панику, как только я открою им правду.
— Потому что любовник Сесиль не уехал, опасаясь скандала, возможно, он боялся ухудшить свое материальное положение… Вы правы, мсье де Ланкранк: не явившись на свидание, он не решал проблему. Возвращение озлобленной и разочарованной Сесиль, без сомнения, вызвало бы скандал, которого он так опасался. Значит, любовник был вынужден помешать ей вернуться.
— Хотел бы я знать, как ему это удалось, — хмыкнул Лалоб.
— Убив ее, мсье Лалоб.
— Что? — воскликнули все хором.
— Вы с ума сошли! — пробормотал хозяин автомастерской.
— Беру на себя смелость рассказать вам то, что вы узнаете из завтрашней газеты… Сесиль Луазен была убита.
Хюбер Виже заплакал.
— И вы действительно считаете, что один из нас… — тихо произнес Бенак.
— Я в этом уверен.
— Тогда назовите убийцу.
— Это невозможно… Меня могут преследовать по закону… Но могу точно сказать, что он женат…
Гастон Ланкранк внезапно оттаял, оживился.
— …что он несчастлив в семье… Что Сесиль была для него надеждой на лучшее будущее. Я уверен, что он сам поверил в свою смелость, обманулся собственными обещаниями… Он стал любовником мадемуазель Луазен, будучи твердо уверенным, что устроит свою жизнь с ней… Но потом проходили дни, недели, месяцы… Он размышлял, сравнивал жизнь, наполненную приключениями и случайностями, со спокойной обеспеченной жизнью, которую он вел рядом с ненавистной супругой… И его смелость постепенно уменьшалась… Он уже не испытывал непреодолимого желания сбежать… Но не осмеливался признаться в этом Сесиль, бесспорно, опасаясь, как бы она не отправилась к его жене и не рассказала ей о ребенке, которого носила, и о письмах, которые не оставляли сомнений в отцовстве одного из вас, господа… Когда этот человек увидел, что его загнали в угол, он потерял голову… Назначил Сесиль свидание в Уайонаксе, в кафе… Она ждала его там два часа… А когда поняла, что он бросил ее, то была в отчаянии… Но он приехал в Уайонакс с твердым решением покончить с угрозой, которую несла молодая женщина… Он следил за ней, когда она вышла из кафе… Он видел, как я подошел к Сесиль… он следил за нами… Так он узнал, где она остановилась на ночь, и, пробравшись в отель, пошел к ней… Она открыла ему и была вне себя от радости, что ее тревоги не оправдались. Он же, воспользовавшись ее доверчивостью, задушил ее.