За людьми охотились во всех уголках мира, пока последний из них не был умерщвлен и помещен в кунсткамеру на обозрение многотысячной аудитории с табличкой «Вымерший вид. Человек Разумный. Последний человек».
– Каков смысл скрывать правду об этом? – Эр приступил к штурму Глобального Архива, и откопал статью «редкие книги» и «в ловушке», перешёл по в поисковике по ссылке «в ловушке», с подробными примечаниями того, что конкретно хотел найти.
– Вот! Хоть что-то! – радостно воскликнул он.
Как оказалось, статья содержала короткую информацию о том, как Великая Стена изолировала от внешнего мира несколько миллионов человек, которые впоследствии погибли от голода в её границах.
Затем, немного покопавшись, нашёл нечто интересное для его ума.
Интересно, статья–интервью с адептом церкви моего отца. Есть и год ниже, и номер, "The new times", но без подписи, лишь "Преподобный Церкви Перерождения".
– Каждый последователь церкви, даже и пусть и неформальный, получает кусок хлеба. А каждый противник вносящий дисбаланс, своими поступками приносит страдания в виде голода и смерти, хлеба не получает.
– Да, – согласился Эр, – жрецы отучили человека работать, кормили его, поили и гипнотизировали, а когда большинство перестало работать – остановили всю линию инфраструктуры, обескровили человека, обессилили, а затем отравили своими ядами змеиными. Окончательно забрав смысл, окончательно покончив с его духом жизни, уничтожив, растоптав цивилизацию со всем прошлым, по их мнению, грешную и падшую, погрязшую в ложных концепциях и идеологических идиллиях. Капитализм превратился в чахлого, дряхлого старикашку. Старик все пыжился, все тужился и кряхтел, но в гроб не ложился. Весь фундамент капитализма пришел в негодность перед необходимостью, перед необратимостью революции прогресса. Капиталистические основы наращивания потребления рабочей массой – потерпели крах.
Жалок и убог тот трус посмевший кинуть дух жизни в жертвенный костер прогресса и удовлетворения физической и моральной похоти.
– Эпоха всеобщего счастья не настанет, пока каждый не отречется от постыдного труда, от сладкомыслия труда. Когда каждый изменит мышление свое, отречется от мыслей своих о греховном труде, только тогда мы придем к изобилию. Пока все не изменят себя – никто не обратится в счастливого, никто не переродится. Все – или никто.
– Но как же так? – спросила у жреца общественность, – мы трудимся – голодаем, не работаем – голодаем.
– В этом грех тех элементов общества, которые своим низким трудом стремятся сохранить прежние устои, когда же время требует перемен и революции в производственных отношениях – отречься от труда и переходу к обособленной закрытой техносфере производства нерукотворного труда, к роботизированному во всех отношениях и аспектах.
– А как же голод? Кто не работает – тот не есть! – говорила общественность.
Погибшая мораль капитализма, – отвечал жрец, – голод есть отголоски той ложной и ущербной системы, в которой существует, дышит и живет современное общество.
– Но что это такое – революция прогресса, или, технократическая революция? – возмутился Эр, – всего лишь скачек – переход к нерукотворному труду. Новоиспеченные жрецы порушили все старое – построили новый дворец для себя, обещая его всем. Идеология з.м. заключается в беспринципности их морали – пожрать слабых, пожрать и сильных, пожрать в итоге бесполезного человека и наслаждаться жизнью, как ни в чем не бывало! В сих словах серьезных, заложена серьезная ошибка в мировоззрении, за которую придется горько расплачиваться нам – пионерам современности.
– Мы – паразиты, унаследовали все худшие качества, превратив их в благодетели, хотя не превратив, а переодев их в новые красочные и изумительные наряды, что тех и не узнать, под столь утонченным слоем одежд. Долго обыватель служил своему брюху, или брюху своей жены – не столь важно – раздул его и изнежил, разум его завял, одряхлел, а к нему взывали голоса, когда его требовали к ответу, со словами, с просьбами и мольбою, но похоть ввела его в искушение, развратила его, запутала в сетях обмана, схватила капканом низменности и приковала его на века! Мы избаловались, мы смутились. Мы ли это? Или мы – они? Чем мы лучше их???
Где наша первородная мораль, где наш первородный дух? Где сплоховали мы, где потерялись и ошиблись? Где запутались и свернули не на тот путь? Мы ли это? Где наша чистота? Кристаллическая чистота?! Как получилось так, что созданные для высоких целей, подчинились, да с фанатизмом принялись служить своему брюху, да и брюху вообще, хоть бы и чужому?!