— De colores, de colores, — напевала негромко я слова, которым были годы. Чешуя моего дракона переливалась, стала темнее на фоне неба. Я отклонила голову, и картинка подвинулась левее, ближе к солнцу.
Кованая железная ограда вдоль школьного газона впивалась в мою спину, но в остальном мое тело почти ничего не касалось. Волоски стояли дыбом на моих руках, покалывающее сияние заполнило мои легкие, прогоняя жар неподвижного воздуха улицы. Магия гудела во мне и вокруг меня. Весь мир был инструментом, на котором я играла, и сейчас он играл песню для меня.
Для меня и Хавьера.
«Это им покажет, — сказал он. — Они не смогут проигнорировать это».
Три года назад — в субботу перед последней неделей летних каникул, в День писем — мы со старшим братом стояли на бетонных ступенях у нашего дома, и он призвал своего дракона. Он не мог поднять его так высоко или сделать таким большим, но дракон был таким красивым, что я едва дышала.
Когда я стала колдовать сегодня, я хотела сделать похожего. Но, чем больше магии я пропускала сквозь себя, тем быстрее она текла, и я не хотела ее подавлять. И мой дракон летал среди облаков, был достаточно большим для нас обоих.
Если Хави хоть как-то еще существовал в мире, он не мог проигнорировать это. Он ведь подаст мне знак?
Я потянулась сквозь гул магии к малейшему намеку на его присутствие. Но я ощущала лишь пустоту рядом с собой, как боль вокруг моего сердца.
«Это последняя магия, которую я применяю свободно, — сказал он мне. — Когда прибудет мое письмо, Конфеды решат, как мне ее использовать».
Он не говорил так ни с кем. Только я понимала его. Но я смотрела на все с оптимизмом тринадцатилетней.
«Может, ты будешь Избранным».
Хавьер рассмеялся.
«Нет, маги не хотят, чтобы в их колледж пришел какой-то уличный маг со средним талантом, это место нужно завоевать. Но они должны взять тебя. Даже Конфеды должны принять девочку, что может творить чудеса с их старой магией. Я в этом уверен, — его улыбка стала немного кривой, он надеялся, но скрывал это за шуткой. — Эй, может, после этого я стану первым волшебным советником в НБА».
Он хотел держаться за магию, как и я.
«Я сделала так, чтобы меня приняли», — подумала я. Я следовала правилам Конфедерации, училась по их книгам, развивала все навыки, что они хотели от новичков. В колледже я все еще буду следовать этому, но у меня останется магия и будет лицензия на работу с ней. Это было важно.
Я потянулась ощущениями к небу. Хави не шептал в ответ. Боль росла, пожирала сияние во мне. Другая боль растеклась по моим суставам от усилий долгого колдовства.
Как бы я ни старалась, я не могла найти его. Пора было признать то, что я не решалась сделать.
Я осталась одна.
Я поправила внимание и тон, опустила дракона, уменьшила его напряженными словами. Резонанс энергии щекотал мои зубы. Я направила его к кирпичу старшей школы.
— De colores, de colores.
Чешуя погрузилась отчасти в кирпичи, оставляя мерцание. Я направила магию из себя, чтобы чары застыли там. Не навсегда, но они продержатся там неделю. Мой дракон растянулся перед школой, его брюхо легло на притолоку над главным входом.
Я улыбнулась, несмотря на боль в груди. Хави всегда говорил, что простые школы хотели, чтобы мы были тише, как и Конфеды. Я ощущала правду этих слов в душных коридорах за теми окнами, где все отворачивались, когда я шла, и шептались. В кабинете, где был мистер Джонс, приглушенный маг, учивший нас, я мало пропущу. Простому ученику нужны были только литература, математика и естественные науки. А учителя, что смотрели на меня так, будто я наколдовала все свои «отлично»? Надоело.
Я не вернусь туда, но я оставила следы, чтобы люди увидели красоту магии, проходя мимо. Было нечестно, что они никогда не ощущали ее так, как я, но, может, это вызовет в них хоть немного восторга, который я так любила в них. Может, когда-нибудь они будут восхищенно смотреть на колдовство, а не с опаской. Магия заслуживала этого.
Я оттолкнулась от ограды и пошла к дому. Миссис Эрнандез подметала крыльцо в двух дверях от нас, когда я пришла домой.
— Bruja-ratera! — буркнула она, убирая одну руку с метлы и чертя крест.
Я не смотрела на меня. Она как-то раз вызвала полицию, решив, что мама посмотрела на нее так, что прокляла. Ее оскорбление означало «ведьма-обманщица», если перевести дословно. Как единственная волшебная семья в районе, мы получали все подозрения и враждебность окружающих.
Когда мы были детьми, мы с Хавьером спорили, было бы лучше или хуже, если бы Разоблачение не произошло, и маги сохранили бы свои секреты. Конечно, было сложно не считать, что было бы хуже, ведь иначе Конфеды не устроили бы проверки, не посчитали бы маму с папой не просто «ощущающими», и они не оказались бы в одном волшебном классе, не встретились бы, и тогда мы и не родились бы.