Не звони мне.
Никогда."
Когда она повесила трубку, телефон в её пальцах уменьшился до кушеточной подушки.
Ханна опустилась на диван, обняла подушку и закусила язык, чтобы не закричать.
Слава Богу, что она не рассказала Лиаму ничего относительно важного о своём отце.
Слава Богу, что она не рассказала ему о Табите.
- Кхе.
Ханна повернулась.
Кейт стояла в дверях.
Неудобный взгляд был на лице.
Она вошла в гостиную, взгромоздилась на пуфик под ноги напротив Ханны и ждала.
Кейт знала.
Она вновь развернула статью в Сентинель и начала её изучать таким образом, что Ханна всё равно её видела.
- Как ты узнала? - сказала Ханна низким ненавидящим голосом.
Кейт играла с небольшой ниткой жемчуга на шее.
- Я видела вас вместе на флеш-мобе.
А потом я слышала вас в твоей комнате ночью.
Я знаю он был там.
Ханна вздрогнула.
- И ты, конечно, собираешься всё рассказать отцу? - она посмотрела в сторону кухни.
Её отец бродил по комнате, прижимая телефон к уху.
Кейт отвернулась.
Он не должен знать.
Ханна недоверчиво прищурила глаза.
Это была прекрасная возможность для Кейт снова стать у отца фавориткой.
Её отец никогда бы не простил такого Ханне.
- Я его тоже обманула, - сказала она спокойно.
Ханна выглядела удивлённой.
- С Шоном?
Кейт покачала головой.
- Не с ним.
С парнем, с которым я встречалась в Анаполисе, пока не переехала сюда.
Его зовут Джефри.
Я вся была в нём.
Пока я не узнала на Фейсбуке, что у него есть другая девушка.
Ханна заёрзала на месте.
Мне так жаль.
Было трудно поверить, что идеальная Кейт когда-либо оступилась, ведь она выглядела настолько скромной.
Почти человеком.
Кейт пожала плечами.
Она посмотрела в зелёные глаза Ханны.
- Я думаю, что мы должны забыть их.
Не только потому, что это замарает репутацию Тома, но и тебя тоже.
Кейт поднялась и вышла из комнаты с гордо поднятой головой и прямыми плечами.
Ханна медленно досчитала до десяти, ожидая, что Кейт сейчас остановиться, повернётся и скажет:" Я пошутила! Я всё расскажу о тебе, сучка!" Но спустя момент она услышала звук закрывающейся двери её спальни.
Уф.
- Я перезвоню тебе позже, – сказал Мистер Мэрин из кухни, и Ханна услышала звуковой сигнал, свидетельствующий об окончании разговора.
Она встала, кончики пальцев покалывало.
Кейт была права.
Может, ей следует разобраться с семьёй Лиама.
Ханна не рассказала Лиаму ничего существенного о своём отце—за исключением типичной чепухи, связанной с разводом, от которой страдает каждая семья, и множества смущающих историй относительно своего веса—но Лиам рассказал Ханне громадный секрет своей семьи.
Кое-что, что навсегда вытеснит Такера Уилкинсона из кампании.
Пап.
Ханна пошла на кухню.
Её отец теперь стоял у раковины и мыл тарелки.
- Я должна тебе кое-что рассказать.
О Такере Вилкинсоне.
Её отец повернулся, приподняв бровь.
А затем Ханна выплеснула всё, что ей рассказал Лиам: о романе его отца, закончившегося нежелательной беременностью и абортом.
С каждым словом глаза её отца становились всё более выпученными.
Его челюсть отвисала всё ниже и ниже.
Ханна чувствовала, что слова как яд выливаются из её рта, хуже любой сплетни, которую она когда-либо распространяла, но потом фотографии из газеты снова мелькали у неё в голове.
Они заставили её вспомнить ту строчку из какой-то шекспировской пьесы, которую мистер Фитц заставлял их читать на уроках английского в прошлом году: "В самом аду нет фурии страшнее, чем женщина, которую отвергли" (прим. в действительности цитата принадлежит другому английскому драматургу - Уильяму Конгриву).
Лиам безусловно это заслужил.
Глава 35
В ЛЮБОМ СЛУЧАЕ, КОГО ВОЛНУЕТ СОВЕРШЕНСТВО?
- Майк, хлопья нужно есть ложкой, - сказала Элла тем же утром, когда она, Ария и Майк сели завтракать в залитый солнцем уголок.
Комната пахла органическим кофе, свежевыжатым апельсиновым соком и немного полевыми цветами, которые Тадеуш прислал Элле день назад.
Майк неохотно взял старинную серебряную ложку из ящика и плюхнулся обратно на свое место.
Элла повернулась к Арии.
- Так что случилось на вечеринке прошлым вечером? Я повернулась, а тебя уже не было.
Ария сдвинула свои солнцезащитные очки вглубь по переносице.
Она носила их, чтобы скрыть красные, опухшие глаза после целой ночи рыданий по Эзре, Келси, Э и всему остальному.