— Хорошая маленькая шлюшка, — бормочет он, когда я расстегиваю брюки его костюма и спускаю молнию вниз, а мои пальцы тянутся внутрь к его члену. — Обхвати его своей маленькой хорошенькой ручкой и погладь. Привыкай к нему, пока мне не понадобился твой рот.
Он говорит об этом как о чем-то огромном, и я сдерживаю смешок, когда освобождаю его. Он не маленький, конечно, но и не впечатляющий, ничего такого, что я бы беспокоилась о том, что смогу обхватить губами. Среднего размера, приличный член, достаточно большой, чтобы жестко трахнуть девушку и удовлетворить ее, если она этого захочет, но не такой, чтобы из-за него волноваться.
Интересно, как выглядит член у того мужчины в баре, думаю я, прежде чем осознать это, представляя себе твердый гребень в его брюках, как он, должно быть, пульсировал, наблюдая за мной. Он так быстро ушел… Интересно, не сидит ли он сейчас в мужском туалете, поглаживая себя при мысли обо мне, и только когда я чувствую резкий рывок руки Матвея по моим волосам, меня возвращают в настоящее.
— Погладь мой гребаный член, — рычит он, выкручивая руку. — Что за шлюху я выиграл? Я думал, ты лучшая девушка из всех, что есть у этого мудака из Братвы.
— Да, — шиплю я, на мгновение забывая о себе. Он издает еще один недовольный рык и внезапно поднимает меня на ноги за волосы, его эрекция колышется, когда он тянет меня к кожаной скамье для шлепков.
— Я научу тебя, для чего нужен твой милый ротик, — огрызается он, толкая меня на скамью и наклоняясь, чтобы застегнуть наручники на моих лодыжках, пока я скриплю зубами.
Я не люблю, когда меня сковывают мужчины, которые мне не нравятся, а этот мужчина — особенно. У меня есть стоп слово, напомнила я себе. Он согласился с ним, когда подписывал контракт. Если он его не выполнит…
Матвей идет к шкафу, где хранятся инструменты, и я вздрагиваю, ожидая, что он выберет. Он долго рассматривает ассортимент флоггеров, весел, тростей и мешков, прежде чем выбрать весло с тонкими вырезами. Он знает, что действительно причинит боль, мрачно думаю я, когда он достает его и с улыбкой на лице трет деревяшку о ладонь, направляясь ко мне.
— Думаю, это должно подойти, — говорит он, проводя пальцами по краю моих трусиков. — Или, может быть…
Его кулак внезапно смыкается вокруг тонкого кружева, и я вскрикиваю, не успев подавить этот крик, когда он разрывает их, ткань оставляет ссадины на моей коже, когда она разрывается. Это не более жестоко, чем делали другие в прошлом, но что-то в моем нутре неприятно колышется от его прикосновений, от того, как он это делает, какое-то внутреннее чувство подсказывает, что этот мужчина не просто наслаждается причинением боли или властью в качестве извращения. Он не просто хочет возбудить меня, он хочет, чтобы я боялась, по-настоящему боялась. Даже здесь, в месте, где есть правила, ограничения и границы, которые он должен соблюдать, он получает удовольствие от того, что заставляет меня сомневаться, действительно ли он собирается подчиняться правилам.
Это человек, который никому не подчиняется и который возмущен тем, что от него требуют соблюдения каких-либо правил.
И это меня немного пугает. Более чем немного, как только он начинает.
Я стараюсь не показывать этого. Я сжимаю губы, когда он опускает весло, стараясь не дать ему увидеть, как сильно он меня расстраивает. Я испускаю небольшие всхлипывания, позволяю своим бедрам дрожать о кожу в попытке дать ему возможность продемонстрировать то, что он хочет, но я отказываюсь позволить ему увидеть мои истинные эмоции. Он не заслуживает того, чтобы видеть во мне что-то истинное и настоящее.
Но это только еще больше злит его.
Он хочет, чтобы я плакала. Он хочет, чтобы я умоляла. И впервые за свою карьеру я понимаю, что дело не только в том, что мне не нравится делать то, что требуют от покорной. Все во мне кричит о том, что нужно бороться с этим человеком. Сказать ему, чтобы он отвалил, и перестал прикасаться ко мне.
Доверие между доминантом и сабмиссивом — хрупкая вещь. Сабмиссив верит, что доминант соблюдает его границы и не пытается переступить их, уступит, когда сабмиссив произнесет стоп-слово. Доминант верит, что сабмиссив заговорит, если эти границы будут пересечены, и не позволит этому зайти слишком далеко.
Здесь нет никаких ограничений, кроме тех, которые навязываются. Матвей хочет переступить мои границы, грубо переступить их. За пределами этого клуба я не могу представить, что он делает с женщинами, которые оказываются в его постели, и я не хочу этого делать. Он хочет, чтобы я боялась, что он не отреагирует на мое стоп-слово, когда я его произнесу. Недостаточно причинить боль и притвориться, что я в опасности, он не сможет уйти, если я на самом деле не буду опасаться за свою безопасность. Подозреваю, что в этом кроется часть его разочарования, потому что в таком месте, как это, всегда есть кто-то, кто поможет мне, если ситуация выйдет из-под контроля.