Мне не нужны игры. Я хочу ее, а она ясно дала понять, что это невозможно. Доказательства этого были прямо передо мной — совершенно отдельная жизнь, о которой она никогда бы мне не рассказала, личность, о которой я никогда бы не узнал. Наши отношения существуют в той странной стерильной комнате в "Пепельной розе" и в то время, когда я отвожу ее к Матвею и обратно, и нигде больше. И никогда больше не будут существовать, что бы я ни чувствовал. А чувствую я себя расстроенным. Это единственное слово, которое у меня есть для этого. Ментально, эмоционально, сексуально. Черт, да и физически, учитывая тот факт, что с момента встречи с ней я ни разу не смог нормально выспаться. И, похоже, я не могу просто взять и выкинуть Ашу из своей системы, если та неудачная ситуация с женщиной, которую я встретил в баре у Чарли, хоть о чем-то говорит.
Я одновременно хочу ее так, как никогда не хотел никого в своей жизни, и знаю, что не могу забраться еще глубже. Это сводит меня с ума.
Она сводит меня с ума.
Тогда я решаю, глядя на ноутбук, что не буду возвращаться в "Розу" сегодня вечером. Я никогда не чувствовал, что мне нужна детоксикация от женщины, но для всего есть первый раз, я полагаю. У нас с Ашей нет будущего… даже короткого. Чем скорее я забуду ее и вспомню об этом, тем лучше.
Как бы трудно это ни было.
Каким-то образом мне удается сохранить это решение. И когда я вижу, как Аша выходит из такси перед гаражом, где я жду ее, как в прошлый раз, чтобы отвезти к Матвею, я понимаю, что это ни черта не изменило.
Видя ее, я по-прежнему высасываю весь воздух из легких. На ней обтягивающие леггинсы из матовой кожи и тяжелые ботинки на шнуровке, свободная черная майка из какого-то скользкого материала свисает до бедер. Я вижу намек на черное кружево под тонкими бретельками, проглядывающее между волнами ее волос, когда она идет ко мне. На ней красная помада, и первое, что я чувствую после первоначального удара в живот от воспоминания о том, как сильно я ее хочу, это раскаленную добела вспышку ревности при мысли о том, что эта помада размазана по члену Матвея Котова.
Он ее не заслуживает. Черт возьми, я ее не заслуживаю, но этот заносчивый, выскочка-мудак — последний на земле, кто должен наложить на нее руки. Но он получит эту привилегию сегодня, и еще столько же ночей после, сколько потребуется, чтобы получить нужную нам информацию… Хуже всего то, что все это подстроил я.
В том, что я чувствую себя так, виноват я, и никто другой.
— Финн. — В том, как она произносит мое имя, подойдя к мотоциклу, нет ничего милого или соблазнительного. Ничто не заставляет меня думать о том, что она думает или даже помнит, что в последний раз, когда мы стояли здесь, напряжение было таким плотным, что его можно было резать ножом, что все, чего я хотел, это положить ее на сиденье и трахнуть вслепую. Ничто не указывает на то, что она думает о том, что две ночи назад я чувствовал, как она кончает от моих пальцев, пока она дрочила мне на свою идеальную, гладкую кожу.
Это не личное. Ее голос проносится в моей голове, напоминая мне о том, что она сказала той же ночью. Напоминая, что она делает это постоянно и, вероятно, забывает об этом сразу же, как только уходит с работы домой. Засекает время и уходит, вот и все. А я буду мечтать о ее руке, обхватившей меня, и о том, как она прикусывает нижнюю губу, взывая ко мне, похоже, до конца жизни.
— Мы едем? — Аша поджала губы. — Я попросила водителя подождать, раз уж ты сказал встретиться здесь. Я не хочу опаздывать.
Я прочищаю горло, пытаясь подавить нахлынувшие эмоции, чтобы все это было просто бизнесом, как и должно быть.
— Я хочу убедиться, что ты действительно хочешь этим заниматься, — говорю я ей жестко, сосредоточившись на том, о чем мы говорили с Тео, а не на том, что я чувствую, когда она стоит передо мной, в пределах досягаемости моих рук, достаточно близко, чтобы притянуть к себе для поцелуя. — Если ты хочешь отказаться, Аша, мы можем что-нибудь придумать…
— Я не хочу. — Ее голос стал еще более резким и отрывистым. — Мы можем идти, Финн?
Услышать такое от нее, это как удар ниже пояса. Но она права, и я это знаю. Это всегда должна была быть деловая сделка, и так же, как я решил остаться дома прошлой ночью, чтобы подчеркнуть это разделение, она делает то же самое сейчас, устанавливая между нами жесткую дистанцию. Но от этого не легче. По тому, как она смотрит на меня, по тому, как она говорит, можно подумать, что мы никогда не прикасались друг к другу. Как будто мы вообще никогда не делали ничего, кроме разговора в кафе, и мне трудно примириться с тем, что я чувствую из-за этого.