Мне становится жарко, я снимаю куртку и вешаю ее на подлокотник дивана.
— Слезы на твоей левой руке. Они за каждое убийство, – говорит Хейли, не сводя глаз с татуировок. – Тебе следовало бы набить звездочки на правую руку за всех, кому ты помог.
У меня вырвался пустой взрыв смеха.
— Я так не думаю.
Хейли снова откидывается на подушку, ее глаза мягко смотрят на меня.
— Что означают другие татуировки?
— Восьмиконечные звезды на моих ключицах означают, что я ассасин высокого уровня, а двуглавый орел символизирует власть и справедливость.
— Наказывать плохих за их преступления и давать надежду тем, кто не может помочь себе сам, – бормочет она. Ее глаза поднимаются на мои. – Вот каким я вижу двуглавого орла… и тебя.
Я действительно не хочу все испортить, но я должен сказать:
— Пока ты понимаешь, я не собираюсь останавливаться. Всякий раз, когда я выхожу за дверь, я собираюсь кого-нибудь убить.
Хейли просто смотрит на меня, но в ее взгляде больше нет ужаса.
— Я предпочитаю думать об этом как о том, что ты выходишь за дверь, чтобы спасти кого-то. – Затем она издает смешок. – Но я не помогу тебе собрать оружие. Я не буду прикасаться к этим вещам. – Она вздрагивает. – У меня боязнь оружия.
— Я бы предпочел, чтобы ты к ним и близко не подходила. Я не хочу, чтобы ты случайно пострадала, – соглашаюсь я.
Поворачиваясь к ней всем телом, я кладу руку на спинку дивана.
Ее взгляд скользит по моему телу, затем она спрашивает:
— Как твое плечо?
— Все в порядке.
— Можно мне посмотреть? – спрашивает она, поднимая руку к воротнику моей рубашки. Когда я киваю, она придвигается гораздо ближе и, слегка отодвинув ткань, осматривает шрам. – По крайней мере, все зажило.
Я поворачиваю к ней свое лицо, когда она начинает отстраняться, и наши взгляды встречаются, ее мягкий аромат окутывает меня. Предвкушение взрывается в моей груди, когда Хейли перемещает руку с моего плеча на шею сбоку.
— Ты простишь меня? – шепчет она. – За то, что так сурово судила тебя?
— Здесь нечего прощать. – Атмосфера становится интимной, и, не в силах сдержаться, я сокращаю небольшое расстояние между нами и прижимаюсь губами к ее губам.
Когда Хейли не отстраняется, а вместо этого придвигается ближе ко мне, обвивая руками мою шею, я теряю тот небольшой контроль, который у меня был.
Мои губы требуют ее губ со всей надеждой, за которую я цеплялся последние три месяца. Мой язык касается ее языка, показывая ей, как сильно я ее люблю. Затем мои зубы начинают покусывать ее губы от сдерживаемого разочарования из-за того, что я так долго не мог прикоснуться к ней.
Если бы это зависело от меня, я бы раздел ее догола и трахнул, убедившись, что каждый дюйм ее тела никогда не забудет, кому он принадлежит.
Но она попросила меня не торопиться, и то, чего хочет Хейли, она получает.
Я неохотно прерываю поцелуй и, прижимаясь своим лбом к ее лбу, бормочу:
— Медленно – это будет отстойно.
— Чертовски отстойно, – стонет она, отстраняясь от меня. – Но нам нужно действовать медленно. Я действительно хочу, чтобы отношения между нами сложились, и не хочу ничего разрушать.
Уголок моего рта приподнимается, и я кладу руку ей на щеку.
— Пока я могу видеть твою улыбку каждый день, мы можем не торопиться.
Лицо Хейли светится счастьем, и я просто смотрю на нее, пока ее свет разгоняет тьму.
Луна светит только ночью из-за солнца.
Хейли – мое солнышко.
Глава 27
ХЕЙЛИ
Мы проговорили всю ночь, и, найдя ответы на вопросы, которые не давали мне покоя, я чувствую себя лучше.
Смертельно уставшей, но лучше.
И нервной, наблюдая, как Карсон натягивает куртку.
Когда я впервые встретила его, я влюбилась в исходящие от него напряженные вибрации. Но, как я уже сказала ему, теперь, когда я знаю, что на самом деле означает это ощущение, оно заставляет мой желудок трепетать, как будто в нем поселился калейдоскоп бабочек.
Это пугающе... и обжигающе горячо.
Карсон поправляет лацканы своего пиджака и смотрит на меня снизу вверх.
Да, определенно сексуально.
— Увидимся после работы? – спрашивает он.
— Да, – отвечаю я, и на моих губах появляется спонтанная улыбка.
Подняв руку, он проводит пальцем по моей нижней губе, и от этого по моей коже с сумасшедшей скоростью пробегают мурашки.
— Эта улыбка, – стонет он, делая шаг ближе ко мне. Он медленно начинает наклоняться, его глаза прикованы к моим. Мое сердцебиение учащается, и когда его рот касается моего, мои внутренности начинают дрожать.
Затем он отстраняется и, одарив меня чересчур горячей ухмылкой, открывает входную дверь.