Все это исчезает в тот момент, когда я вижу Мэйзи в другом конце комнаты, сидящую за столом с Холденом и одним из ее друзей, с широкой улыбкой и горящими жизнью ореховыми глазами. На ней обрезанные шорты с пятнами отбеливателя и белая растянутая майка поверх спортивного лифчика, который надела в день отъезда. Ее глаза встречаются с моими, и она замирает. Я хочу вскрыть грудь и отдать ей свое кровоточащее сердце прямо там и тогда.
Потому что оно ее. Оно всегда было ее. Эта чертова штука бьется только для нее.
Оно застревает у меня в горле, когда я делаю один шатающийся шаг к ней, затем другой. Через три длинных шага оказываюсь перед ней, и на секунду я ненавижу это место, потому что не могу уловить ее цветочно-кокосовый запах. Иррациональное чувство проходит через мгновение.
Так вот что такое любовь? Это безумное безумие, которое охватывает тело?
— Фокс, — говорит она.
Холден сдвигается на своем месте, отстраняясь от девушки, которая, кажется, была с ним, чтобы проскользнуть между мной и сестрой. Я подавляю желание наброситься на него, чтобы он убрался с моего пути.
— Если ты думаешь, что буду стоять рядом, пока ты причиняешь боль моей сестре...
Я прервал его. — Последнее, что я хочу сделать, это причинить ей боль.
— Парень, подвинься, — говорит Мэйзи, отталкивая брата в сторону. — Я разберусь с этим.
Брови Холдена распрямляются. — Ты в порядке?
Мэйзи закатывает глаза. — Да, кыш. Иди, наслаждайся своим свиданием там.
Он переводит взгляд обратно на меня, и понимаю, что в его выражении лица чувствуется защита. Девушка берет его за руку и тянет к прилавку булочной.
— Буду следить, — обещает Холден, прежде чем повернуться и обнять девушку сзади, подняв на ноги, чтобы она рассмеялась.
— Мы тоже, — бормочет другой друг Мэйзи с темными волосами и острым взглядом.
— О Боже, — в отчаянии говорит она, беря меня за запястье и подтаскивая ближе к фреске с изображением солнца и луны, нарисованной на стене и смотрит на меня, озабоченно прищурив брови. — Все в порядке? Ты узнал что-то еще?
Боже, эта девушка. Я сделал ей больно, а она все равно сначала спрашивает, все ли у меня в порядке.
Слова подвели, они никогда не были моей сильной стороной и тщательно продуманное извинение, которое я планировал, пока целый час собирал цветы, вылетает у из головы.
Облизывая губы, я пытаюсь. — Я принес тебе это.
Ее взгляд падает на цветы в моей руке. По крайней мере, два из них раздавлены от удушающего захвата, их стебли согнуты. В моей голове это был более романтичный жест, чем на самом деле, но ее губы расходятся.
— Фиолетовые ромашки, — шепчет она.
— Да, я... Они всегда напоминали мне о тебе, Мэйзи. — Я осторожно касаюсь лепестков одного из цветков. — Дикая, упрямая, красивая и свободная.
Ее глаза переходят на мое лицо, скачут туда-сюда, пока она жадно впивается.
— Ты такой и есть. Неважно, что тебя сдерживает, ты преодолеешь это. Ты прорастаешь там, где тебе позволяет природа, но ты также прорастаешь там, где хочешь, потому что тебя ничто не сдерживает. Ты — полевой цветок.
Мой дикий цветок.
Мэйзи издает тоненький звук, и я хочу протянуть руку, чтобы приблизить ее, но если это сделаю, то не смогу вымолвить ни слова. Я роюсь в кармане в поисках телефона и открываю скриншот, который Колтон прислал, когда я подъезжал к пекарне.
— Прости меня. Знаю, что облажался, но я сделаю все, что нужно, чтобы все исправить.
— Фокс, это...? — Она снова читает текст, пальцы сгибаются вокруг моего телефона.
— Да, я отменил его. Ну, это сделал Кольт, но если Холден все еще хочет этого, то это его. Они заберут его в следующем семестре и работаю над твоим следующим.
— Не беспокойся, — пробормотала она. — Я не собираюсь в Северо-Западный.
Кровь стучит в моих ушах, и сосредотачиваюсь на том, чтобы не раздавить ромашки в кулаке. — Ты собираешься уезжать?
— Когда-нибудь скоро, и надеюсь, уже не одна.
— Нет.
Это вырывается прежде, чем я успеваю сдержаться. Потому что не хочу, чтобы она снова увидела Тихий океан в первый раз без меня, чтобы я мог наблюдать за лицом, когда она вбирает его в себя.
— Нет? — Она наклоняет голову и сужает глаза. — Почему ты думаешь, что можешь контролировать то, что хочу?
— Знаю, что не могу, но ненавижу мысль о том, что ты можешь быть с кем-то еще.
От одной мысли об этом мне хочется обхватить пальцами шею того, кто посмел бы к ней прикоснуться, и сжать. Вспышка собственнического гнева пронзает меня, когда замечаю, что на ее теле висит майка, и мне противно, что это не одна из моих футболок. Она смеется, вырывая меня из темного, убийственного видения.
— Хорошо, что я не планировала этого.
Слова, которые подвели меня раньше, вырвались из меня на одном дыхании. — Я люблю тебя.
— Правда?
У Мэйзи перехватывает горло, и я удерживаю ее взгляд.
Кивнув, повторяю. — Я любил тебя тогда и люблю сейчас. Это никогда не проходило, даже когда я верил, что ты лжешь, даже когда думал, что ненавижу тебя, все это время я был влюблен в тебя.
Сделав еще один шаг, я сокращаю расстояние между нами, наклоняясь достаточно близко, чтобы прикоснуться губами к ее виску. Прикасаюсь к камням, которые подарил ей на браслете, частичке меня, которую она носит с собой повсюду. Она наклоняет лицо вверх, и все, что я хочу сделать, это заключить ее в свои объятия и никогда не отпускать. Я держу в руках охапку полевых цветов между ними и предлагаю ей свое сердце.
— Ты моя ромашка, — говорю я. — Это всегда была ты.
34
МЭЙЗИ
Когда он произносит эти слова, внутри начинается бунт. Мое сердце пропускает удар, спотыкаясь о себя, словно хочет вырваться из груди в его объятия, где ему самое место. Где мое место.
Я вдыхаю дрожащий воздух.
Как только Фокс вошел сюда, я захотела пойти, но мне пришлось переждать это желание, чтобы посмотреть, что он будет делать. С тех пор как я ушла и все обсудила с Теей, я знала, что он для меня значит.
Сдерживать себя от прикосновений к нему, объятий, поцелуев было сладкой формой пытки, когда предвкушение нарастало до тех пор, пока не могла больше терпеть. Теперь я могу сдаться.
Под глазами у него синяки, а на челюсти — щетина, он не спал.
О, Фокс. Надеюсь, его кошмары не вернулись.
Ромашки задыхаются в его отчаянной хватке, некоторые из них вянут и немного грустят. Но они того же цвета, что и та, которую он подарил мне все эти годы назад, когда обещал, что я его ромашка и что когда-нибудь и мы поженимся.
Я все еще его ромашка.
Тепло расцветает, как цветы, которые он принес, разворачиваясь в моей груди, принося чувство, очень похожее, на счастье.
— Уйду от всего, если это означает, что ты простишь меня. Я выбираю тебя, Мэйзи. Я знаю, как сильно ты хочешь увидеть океан, знаю, потому что океан есть и в моей душе. Мы поедем вместе, я отвезу тебя в Калифорнию. — Он кладет руку на сердце, где океан впечатан в его кожу. — Мне просто нужно, чтобы ты все это знала. Я буду ждать столько, сколько тебе нужно, вечно, если понадобится. Ты и я, помнишь?
Мое сердце переворачивается, и прежде чем он успевает сказать что-то еще, я поднимаюсь на ноги, сжимая в кулак его рубашку, прежде чем поцеловать. Люди вокруг нас ликуют, но все, на чем я сосредоточена, это скольжение его губ по моим, царапина его щетины на моей челюсти и тихий облегченный стон, который он издает в рот, когда обхватывает меня руками.