Буй-Тур почувствовал угрызения совести, обнял бабушку, пробормотал виновато:
- Прости неразумного, я человек военный, подневольный, служу там, куда пошлют, оглянуться по сторонам не успеваю. Но теперь обещаю приезжать чаще. Разберусь тут с вашими ЖЭКами и хозяйственными службами, уеду, конечно, но по весне обязательно навещу.
- Да я не в обиде, - мягко сказала бабушка Аграфена. - Сама была молодая, родителей не часто вспоминала. Правда, время было другое, тяжелое, послевоенное, учиться надо было и работать. Погоди-ка, помешаю, а то сгорит все.
Гордей сел за стол, любуясь суетой бабушки.
- Да и наши времена не из легких, бабуля. Без войны нас завоевали супостаты, до сих пор прийти в себя не могу, поверить, что великая Русь стала подневольной Россией. Куда ни кинь взгляд, что ни тронь - везде завоеватели у власти, нами управляют. Отсюда и все беды наши.
- Я тоже это вижу, внучек, не слепая, - пригорюнилась Аграфена Поликарповна. - Смотрю телевизор, а там все нерусские люди об устройстве русской жизни рассуждают. При коммунистах и то такого не было. А уж при царе тем боле.
- Цари нынче другие пошли, - усмехнулся Гордей. - Президенты, премьер-министры, депутаты... и все норовят отхватить кусок пожирней, украсть или отнять. Живем, как в той песне:
Нас побить, побить хотели,
Нас побить пыталися.
А мы тоже не сидели,
Того дожидалися.
Бабушка оглянулась на внука, с лукавой усмешкой погрозила ему пальцем.
- Ой, не верю я, что ты из тех, кто дожидается. Сызмальства упрямый был, упертый, как Мирон-покойник говорил, царство ему небесное. Всегда окорот хулиганам давал. Неужто изменился?
Буй-Тур засмеялся.
- Ты права, бабуля, не изменился. Терпеть ненавижу, когда врут, воруют, обижают маленьких и предают своих! Вмешиваюсь, знамо дело, за что и получаю подзатыльники. Вот недавно иду по улице, вижу, к торговой палатке машина милицейская подъезжает. Выходят двое бравых служителей порядка, что-то говорят женщине-продавщице, и она безропотно начинает набивать пакет фруктами, протягивает им. Да еще Деньги сует! Представляешь? Ну, я не удержался...
- Эк, удивил, - не обратила старушка внимания на обмолвку внука. - Все знают, что милиционеры дань собирают со всех торгашей. Я их не оправдываю, но и торговцев не привечаю. У нас в Нижнем всей торговлей кавказцы заправляют, чего их жалеть? Ты где-нибудь в других городах видел, чтобы торговцы русскими были?
- Редко, - признался Гордей, жалея, что затронул эту тему.
- Вот и у нас все рынки в городе - черные заполонили. Азербайжаны, армяны, таджики и чечены... А власть берет с них мзду и ничего не делает, чтобы нас защитить.
- Ничего, все скоро изменится, - пообещал Гордей. - Найдутся люди, наведут порядок в стране. Будет и на нашей улице праздник.
Аграфена Поликарповна поставила на стол дымящуюся сковороду с омлетом.
- Ешь, вот грибочки соленые, капустка, огурчики, свое все. Летом-то я на участке живу, а зимой... Ладно, не буду жаловаться. Я так рада, что ты приехал! - Она села напротив, подперла кулачками голову. - Скучаю я по тебе, внучек. По мамке твоей скучаю тоже, по Светочке...- В глазах старушки набухли слезы. - Так хочется на могилку к ним сходить, да уж очень далеко Уфа-то...
Буй-Тур пережил сердечную судорогу, с трудом удержался, чтобы не заплакать самому.
- Весной я заберу тебя, и мы слетаем в Уфу.
- Доживем - увидим. Где ж ты теперь служишь? Все там же, в Чечне? Письмо я тебе на старый адрес послала.
- Мне его передали в Москве. Я теперь в столице живу, а работаю в одной секретной службе.
- Военной? Али в фэсэбэ?
- Не в ФСБ, но тоже в очень серьезной и крутой, -улыбнулся он. - Наводим страх на бандитов. Доберемся и до Нижнего Новгорода.
- Хорошо бы, - покивала старушка. - Только ты на рожон-то не лезь, знаю я тебя, бедового. Ты всегда норовил прежде всех в огонь кинуться.
- Не буду кидаться, - пообещал Гордей. - Я в начальниках хожу, других вперед посылаю.
- Генерал, что ль?
- Не генерал, но полковник. - Он не стал говорить бабушке правду. Ей ни к чему было знать, что полковник он теперь липовый, хотя в ППП его так и звали полковник. - Расскажи-ка, к кому ты ходила по поводу ремонта и переселения.
- В ЖКУ ходила, к заместителю начальника Управы района ходила, и даже в МЧС вместе с соседями обращалась. А толку никакого.
- Ничего, будет толк. Сама-то ты чего хочешь? Переехать или здесь остаться?
- Я бы здесь осталась, Гордеюшка. Соседи переезжать хотят, их дело молодое, а я старая уже по квартирам бегать.
- Вряд ли Управа согласится ремонтировать дом, -покачал головой Буй-Тур. - Развалится он скоро, стены вон снаружи все в дырках и трещинах. Придется, наверное, переезжать.
- Я понимаю, прикажут - перееду, только не на Гнилицы же, поближе бы к родным местам. Ты уж там не шуми, Гордейша, а то еще в милицию заберут.
- Не беспокойся, бабуля, все будет хорошо. Я знаю, как надо разговаривать с этими деятелями.
Позавтракав, Гордей переоделся, выяснил адреса коммунальных служб района и, успокоив бабушку еще раз, отправился выяснять истинную подоплеку пожаров.
Сначала он посетил районное ЖКУ.
К начальнику управления была очередь. Буй-Тур терпеливо простоял час, потом понял, что может потерять весь день, и зашел в приемную.
- Мне к начальнику.
- Клара Тимофеевна занята, - бросила на него недовольный взгляд смазливая белобрысая секретарша, болтавшая с кем-то по телефону. - Выйдите, не мешайте работать.
- Я по делу, - сухо сказал Буй-Тур, показал красную книжечку и без дальнейших переговоров открыл обитую коричневым дерматином дверь с табличкой: "Начальник ЖКУ No 43 Сидорович К.Т.".
Кабинет начальника управления был невелик, но довольно уютен. За столом с компьютером сидела немолодая женщина с ярко напомаженными губами, в обтягивающей большую грудь белой кофте. У стола маялись два мужика в рабочих робах. Еще один посетитель - в дубленке - сидел напротив начальницы и курил. Все четверо оглянулись на вошедшего.