Майк осматривает его тело в поисках синяков и кровоподтеков, не особо церемонясь, потому что Лиам не любит нежно — скорее, осторожно. Прослеживает места, где другие оставили на нем свой след и сдерживает захлестывающий его гнев, не понимая, связано ли это как-то с насилием над Лиамом, или просто с тем, что чужой человек оставил на теле парня отпечаток. Это бесит и злит.
Одна из этих причин… Одна из причин его бешенства и злости означала бы, что он стал лучше.
Он все еще не уверен, какая именно причина больше бесит и злит его.
«Ред Уингз» прорываются через первый и второй раунды, Лиам набирает очко за очком. Он никогда не играл так раньше, Майк может констатировать, просто слушая, ему не нужно смотреть игры Лиама, чтобы понимать, что тот почуял вкус победы. У Майка не было привычки читать прессу, даже когда он играл сам, а сейчас он ловит себя на том, что жадно просматривает статьи о «Ред Уингз» в поисках имени Лиама. И там всегда похвала, и не только от «Ред Уингз», но и от национальных СМИ, канадских и американских. Абсолютно заслуженно.
Не только Лиам подталкивает команду. Кажется, для «Ред Уингз» все сложилось в один удачный момент: ловкий вратарь, защита на воротах, слаженная игра четырех «пятерок»37, и каждая на отлично справляется со своими задачами. Похоже, Лиам прав — это их год. По крайней мере, год его прорыва. Майк всегда знал, что у пацана есть все задатки для взлета, и когда наступит очередное межсезонье, кто-то отвалит за него большие деньги.
«Ред Уингз» выходят в финал Западной конференции, обыграв «Кингс» в шести матчах. Победитель серии — абсолютный разгром, 6:1. И Майк покупает билет в Детройт еще до того, как звучит финальная сирена.
— Ты, блядь, это видел? — ликует Лиам через час.
Майк прекрасно представляет себе Лиама прямо сейчас: волосы влажные после душа, горло пересохло от победного ора, сам светится ярче, чем кто-либо в той проклятой комнате.
— Я видел, — отвечает Майк. И добавляет чуть тише, потому что это не совсем правда: — Ну, я слышал.
— Итак… — начинает нерешительно Лиам, и Майк знает, что он собирается спросить.
— Приеду во вторник, — отвечает на невысказанный вопрос Майк, и Лиам резко выдыхает.
— Хорошо, — говорит Лиам, — И это… спасибо.
— Ты сам попросил.
— Да, я просил, — соглашается Лиам, потом снова: — Спасибо.
— Иди праздновать. Скоро увидимся.
— Да, — произносит Лиам, и Майк слышит, как он улыбается.
***
Родители Лиама тоже приехали в Детройт на финал, что было ожидаемо, но об этом Майк не подумал. Хорошо, что они остановились в отеле, а не у Лиама в комнате для гостей, так что Майку не придется неловко делить с ними пространство, когда все будут притворяться, будто не замечают, что он каждую ночь спит в комнате их сына. Майк без понятия, что Лиам рассказал о них двоих — не хочет знать — но одно дело знать, что твой сын решил потратить свое время на вышедшего из строя силовика, и совсем другое — когда это пихают тебе в лицо.
Питер и Барбара Фитцджеральд — квинтэссенция «хороших людей». Вежливые, дружелюбные, не властные. Это среднестатистическая пара средних лет, которых можно увидеть бродящими по туристическим достопримечательностям с поясными сумками и надевающих с сандалиями носки. Честно говоря, Майк понятия не имеет, как они произвели на свет Лиама. У них троих нет ничего общего.
Ну, если только хоккей: в день приезда Майка во время ужина они говорят только о хоккее. Лиам все время болтает, видимо волнуется, и оба его родителя смотрят на него снисходительно, вероятно привыкли.
Майк же в основном весь с головой в своей еде; его стейк пережарен, хотя и не настолько, чтобы выплюнуть его обратно. Полет измучил каждую долбанную часть его тела, так что он представляет собой уродливую смесь усталости, тошноты и боли. Сейчас у него едва хватает сил на Лиама, не говоря уже о двух незнакомцах, и он чувствует себя чертовски неловко. Злится, потому что на такое он не подписывался. Лиам продолжает красть картошку фри из его тарелки, избегая собственных тушеных овощей, а Майк опускает голову, чтобы не видеть, смотрят ли Питер и Барбара.
После ужина родители Лиама возвращаются в свой отель, на прощание крепко обнимают Лиама, Майк видит, как тот морщится, вероятно, основательно потрепанный после трех раундов. Питер пожимает Майку руку, что его вполне устраивает. Барбара целует в щеку (приходится немного наклониться), чем сильно смущает его. Хотя хрен он в этом признается.
Позже, лежа в постели рядом с дремлющим Лиамом, осторожно скользя пальцами по его спине, стараясь не прикасаться к синякам, Майк впервые за весь день чувствует, что принял правильное решение и надеется, что это чувство задержится.
***
Посещение игры стало чертовски ужасной идеей.
Майк знал, на что соглашался, он не специально избегал смотреть игры Лиама — просто взрыв звука еще до начала игры, двадцать тысяч людей, ведущих праздные разговоры, был оглушающим. А когда игроки появились на льду, приветственный рев оказался невыносимым.
Майк не был дураком, он подготовился и принес беруши, но даже они плохо справлялись с невероятным гомоном извне. Когда на играх стало так громко? Кажется, так было всегда. Изменился Майк, а не игра.
Майк почти не смотрит игру. В голове в такт пульсу бьют барабаны, а после забитой шайбы, становится еще хуже. Да и с каждым разом на огромных видеодисплеях появляются призывы к болельщикам поддерживать свою команду громче. Движение на раздражающем экране размывается, все вокруг забивает шум, хочется закрыть глаза. Невозможно ни на чем сфокусировать взгляд, лишь вниз под ноги, на липкий пол, но все равно очертания становятся расплывчатыми и размытыми. Если закрывать глаза, становится еще хуже — Майк себя ощущает расплывчатым и размытым. Но он все равно закрывает глаза и крепко сжимает веки.
В какой-то момент его спины касается рука и начинает медленно растирать круги. Мама Лиама. Ну, кажется, что это она: чувство ориентира у Майка сейчас ни к черту, все вокруг пьяно крутится. Головокружение — чертова сука, как и ирония судьбы. Он больше не может позволить и глотка алкоголя, но пьяные «вертолеты» остались. Майк сидит и борется с желанием стряхнуть руку со спины, честно говоря ласка не помогает, а делает все еще хуже. Приходится терпеть. Она хочет помочь, он уверен.
Гораздо полезнее то, что Барбара рассказывает об игре прямо ему в ухо. Майку приходится изо всех сил напрягаться, чтобы расслышать тихое бормотание, хотя, скорее всего ей приходится кричать, чтобы пробиться сквозь рев толпы и беруши. Наверное, подобное выводит из себя окружающих, и, черт возьми, можно только представить, как это выглядит со стороны. Он сидит в кресле, билет на которое, наверное, стоит пол штуки баксов и даже не удосуживается смотреть на лед. Майк знает, что операторам трансляций нравится находить в толпе зрителей членов семей игроков и надеется, что Фицджеральдов не обнаружат. А если и да, то его, побелевшего и с подкатывающей тошнотой, обойдут вниманием.