Раньше Майк не понимал, как одиноко он себя чувствовал в отсутствии Лиама. И даже если ему составляет компанию просто чертова собака — это помогает.
***
Майк и Белла уже в постели, когда приезжает Лиам. Уже поздно — «Норт Старз» выиграли в дополнительное время, и Лиам, по-видимому, праздновал с командой. В это время Майк обычно спит, но недавно мама купила ему электронную читалку с хорошей подсветкой и большим шрифтом, и теперь можно читать побольше глав за раз без боли в голове. Майк увлеченно погрузился в какой-то чрезмерно популярный триллер, желая узнать, подтвердятся ли его догадки о развитии событий.
— Ты не спишь, — спрашивает Лиам с порога.
Майк откладывает книгу, потому что, черт возьми, знает, что не судьба закончить ее сегодня, не с таким Лиамом. Лиам не слишком пьян, но основательно расслаблен после нескольких кружек пива, глаза блестят от победы, и он готов требовать к себе внимания. Белла поднимает голову с лодыжки Майка и несколько раз виляет хвостом. Она без ума от Лиама, и это не совсем справедливо, учитывая, что именно Майк кормит и выгуливает ее.
— Кыш, — ворчит Лиам. — Тебе вообще не положено здесь находиться.
Белла бесстрастно смотрит на него.
— Мы не можем заниматься сексом при собаке, которая будет смотреть на нас, — жалуется Лиам. — Это странно.
— С каких пор у тебя появилось чувство стыда? — спрашивает Майк, но строго произносит: — Вон! — И Белла выбегает в коридор, Лиам закрывает за ней дверь спальни.
Уже поздно, Майк устал, так что они не делают ничего необычного. В последнее время, если честно, они редко занимаются сексом. Если Майк начнет думать о том, как давно у них не было настоящего секса, такого, долгого, где он заставляет Лиама задыхаться, краснеть, когда Лиам такой охренительно прекрасный — что ж, он на все сто процентов впадет в депрессию.
Позже Майк чистит зубы, Лиам следует его примеру. Лиам всегда хотел делать это вместе, но спустя время и всего несколько нечаянных ударов локтями признал, что им обоим не хватает места перед раковиной. Майк забирается в постель. Пока Лиам чистит зубы, он почти засыпает, прижимая Беллу к своим ногам.
— Нет, — говорит Лиам Белле, когда выходит из ванной. — У тебя есть своя кровать. У нее есть кровать, — это он уже Майку, когда ни он, ни Белла не двигаются с места.
— На полу, — напоминает Майк.
— Ей там удобно. На ее кровати.
— Она скулит, — говорит Майк.
— Она скулит, потому что каждый раз, когда меня нет, ты позволяешь ей спать на нашей кровати, — возражает Лиам.
Майк этого не отрицает.
— Она плачет, — настаивает он.
— Черт, — ворчит Лиам. — Как ты можешь быть таким слабаком?
— Хочешь спать на полу? — спрашивает Майк.
— Это моя кровать, — бормочет Лиам, но все равно залезает под одеяло, обнимает Майка, и Майк засыпает, окруженный со всех сторон теплом.
Глава 27
Когда знаешь, что умираешь, но не знаешь, когда именно, необходимо урегулировать множество долбанных юридических вопросов. Не то, чтобы вокруг не умирают люди, или как там говорят, типа банальной чуши: «завтра тебя может сбить машина», для этой херни «carpe diem»42 у Майка нет времени.
Конечно, завтра его может сбить машина, но это совсем другое, чем жить с диагнозом, который гарантирует, что со временем все станет только хуже или прочую херню, но точно не будет: «однажды ты чудесным образом исцелишься», и «сегодня лучший день в твоей жизни», и так далее, и тому подобное. Одни дни будут лучше, а другие хуже, но Майк точно находится на нисходящей траектории, которая закончится его смертью или состоянием, где он не будет понимать, что происходит вокруг — когда вряд ли можно будет считать его живым по-настоящему.
Он не умрет от последствий сотрясения мозга. Он не умрет от хронической травматической энцефалопатии, которая у него наверняка есть, хотя окончательный диагноз поставят после его смерти. Это не убьет тебя, просто… Ладно. Убивает тебя. Есть целая куча косвенных способов лишения жизни — болезнь Паркинсона, слабоумие, все это забавная хуйня, которая, как правило, оказывает не очень большое влияние на продолжительность жизни. Но возрастает вероятность того, что симптомы станут настолько тяжелыми, что единственная возможность остановить разрушение себя — это просто… остановиться. Покончить с этим самому.
Многие выбирают этот путь, и Майк не будет отрицать, что рассматривает его в моменты, когда болезнь атакует наихудшими способами: сильная мигрень, настолько сильная, что он, блядь, ничего не видит вокруг, когда нет сил встать с постели, даже для прогулки, в которой нуждается Белла; или его тошнит; или его руки так сильно дрожат, что он не может нормально прикоснуться к щеке Лиама или погладить шерсть Беллы.
Он не станет этого делать. Иногда хочется, и он знает, что со временем желание будет только возрастать. Что те моменты, когда Майк думает, что лучше просто сдаться, пока «плохого» не стало больше, чем «хорошего», эти моменты будут приходить все чаще и чаще, пока не станут всем, что он будет чувствовать и желать. Но все же он не собирается этого делать. Он не сможет так поступить с пацаном.
В конце концов, именно по отношению к Лиаму это будет жестоко. Держаться дальше. Только какая ему польза от оболочки? Что хорошего? Когда болезнь пойдет дальше, он не сможет встать с постели, сделать глоток воды, не пролив ее на себя или вспомнить день рождения Лиама? Что причинит Лиаму большую боль, веревка или пистолет? Что бы Майк ни выбрал, трусливый конец или способность помнить, что Лиам значит для него?
Он начал забывать простые вещи, слова вертятся на кончике языка и остаются там же. Кроссворды, которые они обычно решали вместе: Майк называл ответы на все вопросы, а Лиам записывал их, потому что клетки были слишком маленькими для нетвердой руки Майка — в последнее время Лиам делал их сам. У него это неплохо получается. И почему Майк удивлен? Это чертовски глупо — недооценивать Лиама Фитцджеральда.
Врачи не знают, сколько времени осталось у Майка. Прогноз всегда колеблется: от десяти до двадцати лет, от пятнадцати до тридцати лет, «…честно говоря, мы просто, блядь, гадаем, у нас нет ни малейшего понятия…». Майк не понимает, что предпочтительнее: в пятьдесят умереть от пневмонии или в сорок пять посмотреть на Лиама и не сразу вспомнить его. Но они ни хрена не знают. И он ни хрена не знает.
С медицинской точки зрения Майк в жопе с тех пор, как ему исполнилось тридцать два года, и теперь, приближаясь к сорока трем, он пережил абсолютно худшие сценарии развития событий, и начал спотыкаться на пути к лучшим. В самом оптимистичном случае он доживет до своих гребаных шестидесяти, и, вероятно, под конец это будет не очень хорошая жизнь. Эта долбанная шутка, и совсем не смешная.
Лиам был медицинским доверенным лицом Майка в течение многих лет, и его прописали во всех документах, как только это стало логичным. Мама жила в двух часах езды от него, как и брат. Она уже в годах, а у Тома семья. Если кто-то собирается решить, будет ли он жить или умрет, когда он сам больше не будет способен сделать выбор, это должен быть человек, которому придется жить с этим грузом каждый день.