Кое-что предпринимаем. Плотнее наложили пластырь, заткнули некоторые дыры, проконопатили швы. Вода в помещениях стала убывать. Но это еще не выход. В открытом море тряхнет волной - и все наспех наложенные заплаты отлетят. Тогда и буксиры не помогут.
Может, махнуть на все рукой, попросить у командующего флотом разрешения оставить корабль, сформировать из экипажа подразделение морской пехоты и отправиться воевать на сухопутный фронт?
Листовая пробка
Чтобы не демаскировать корабль, команда сошла с него. Моряки разместились в опустевших портовых мастерских. Камбуз мы тоже оборудовали на берегу: врыли в землю два котла, здесь же установили кухонный и обеденные столы. Во время вражеских налетов моряки прячутся в штольни и ущелья прибрежных гор.
На корабле остаются только дежурные. На высотах, окружающих Килен-бухту, расположились посты наблюдения. Как только появляются самолеты противника, сигнальщики с высоты машут флажками. По этому знаку все уходят в укрытия, а дежурная служба на корабле готовится к решительным действиям, если бомбы угодят в эсминец.
Сообща думаем, как быть дальше. Еще раз спускаем водолазов. Козицец не удовлетворился их докладами, сам залез в скафандр, своими руками ощупал подводную часть корабля. Теперь мы знаем расположение каждой пробоины, каждой дырки в днище. Но от этого нам не легче.
Пришли рабочие с Морского завода - те самые, которых мы должны были эвакуировать. Горят желанием помочь нам. Однако и они бессильны. Завод и доки в развалинах. Да если бы и удалось пустить какое-либо оборудование, мы не сможем им воспользоваться: фашистская авиация без конца бомбит территорию завода, вести туда корабль - значит ставить его под неизбежный удар.
Над городом не стихают воздушные бои. Наши истребители самоотверженно сражаются в небе. Их мало, им не удается прикрыть Севастополь от вражеских налетов с воздуха. С утра до ночи над головой воют авиационные моторы, бьют зенитки, тяжело ухают взрывы, с комариным писком падают осколки зенитных снарядов.
В перерыве между воздушными тревогами мы с Бутом прошлись по мастерским. Вид их ужасен. Перекрытия и стены развалились от взрывов, щебнем засыпало станки. Под ногами валяются обломки механизмов, какие-то детали, подчас натыкаешься и на совершенно исправный инструмент. Невольно нагибаемся, подбираем эти ценнейшие вещи и складываем у станков. Страшно наблюдать бессмысленную гибель огромных богатств.
В полуразрушенном складе мы увидели горы листовой пробки. Взял я в руки объемистый и необычайно легкий кусок. Это же золото! Пробку мы закупаем за границей, платим за нее баснословные деньги. И это сокровище обречено на уничтожение!
- Тимофей Тимофеевич, неужели мы бросим ее? Удивленно взглянул на меня комиссар:
- Смешной ты. Мы корабль не можем спасти, а ты о какой-то пробке заботишься. Ну какой нам от нее толк!
- Кораблестроители нас расцеловали бы за нее. Ты смотри, какая легкая. Первый сорт!
Бут тоже поднял с пола кусок пробки, попробовал ее на вес. Задумался. И вдруг рывком повернулся ко мне, словно его чем-то кольнули в бок.
- Слушай... - начал он, и глаза его заблестели. Я знал, о чем он хочет сказать. Эта мысль возникла и у меня, когда комиссар подбрасывал на руке объемистый пористый брусок.
Да, да, в этой пробке, в ее необыкновенной легкости, мы увидели возможность спасения "Беспощадного". Мы загрузим ею затопленные отсеки корабля. Пробка своей массой вытеснит из них воду, придаст кораблю плавучесть - и тогда нам сам черт не страшен!
За спиной послышались осторожные шаги. Я оглянулся. Матросы-артиллеристы испуганно поглядывают на нас. И верно, можно подумать что угодно, видя, как командир и комиссар затуманенными глазами уставились на кучу пробки и не могут оторваться от нее. Может, последняя бомбежка шарики в головах начальства перепутала? Всякое ведь бывает... Я улыбнулся:
- Сзывайте всех на корабль. И поскорее!
Матросы собрались в посту энергетики. Набились как сельди в бочке. Протискиваемся туда и мы с комиссаром.
- Может, посвободнее поищем помещение? Уж очень тесно.
- Тут удобнее, товарищ командир, - отвечает за всех старшина Мисько. Когда тесно, голова лучше работает. Теснота давит на мозги и выжимает из них мысли.
Матросы раздвинулись, уступая нам места поудобнее. Я оглядел моряков.
- Ну, что-нибудь надумали?
Первым попросил слово главный старшина Землянухин:
- Товарищ командир, мы, машинисты, вот тут поговорили, и такая думка у нас зародилась. На складе много листовой пробки. Вот бы ее в отсеки насовать. Мелкие куски можно нанизать на проволоку и в таком виде загрузить под паелы (палубный настил) между магистралями. А листовую будем прямо накладывать в трюмы, а чтобы она не всплывала, закроем ее досками и укрепим подпорами.
Бут косится на меня, я - на него. Нет, не получилось из нас первооткрывателей!
- Черти! - вырывается у меня.- Что же вы раньше молчали? Мы с комиссаром собирались ошеломить своей гениальной находкой, а вы, оказывается, давно до нее дошли - и молчок!
- А мы тоже только-только додумались.
- Что ж, - говорю, - если столько голов сразу к одному и тому же решению пришли, значит, правильное решение. Теперь остается только детали разработать.
- У меня есть предложение организационного порядка, - поднимается старшина Вакуленко. - Нужно создать бригады уже сейчас. Одни будут готовить пробку на складе - сортировать, вязать ее, другие - носить на корабль (надо подумать как и на чем), третьи - укладывать и крепить в отсеках. Видимо, работать придется ночью, - значит, заранее надо расчистить дорогу к складу. Это тоже работа немалая, и к ней мы должны приступить уже сейчас, пока светло.
На том и порешили. Козинец взялся за организацию бригад. Вскоре матросы, растянувшись цепочкой, начали расчищать дорогу от склада к сходням корабля, руками отбрасывая в сторону обломки кирпича и камня. Сихнешвили и Никифоров "признанные мастера топорного дела", как их окрестили после истории с полубаком, сколачивали носилки. Десятки матросов трудились на складе.
К счастью, вражеские самолеты больше не показывались и работать можно было без помех.
С наступлением сумерек вереницы моряков с носилками потянулись со склада на корабль.
Укладкой пробки в трюмах занимались Землянухин и Вакуленко. Им помогали краснофлотцы Епифанов, Шарапов, Красавцев, Кузьмин и Худобин. Так как работать приходилось в воде, они надели резиновые костюмы. Кроме того, в каждом отсеке были снаряжены легкие водолазы. Землянухин проинструктировал их в сухом помещении. Ящерицей извиваясь среди магистралей, он показывал им, как плотнее укладывать пробку, чтобы ни малейшего просвета не оставалось. Сейчас водолазы добросовестно выполняли его указания.
Работали в полутьме, при свете аварийных фонарей.
Отсек за отсеком заполнялись пробкой. Когда ее накапливалось достаточно, сверху клали заранее подготовленные деревянные шиты, которые затем намертво поджимали подпорами. Там, где это было можно, пробка накрывалась даже железными листами, которые укреплялись с помощью электросварки.
К утру склад был очищен. Вся пробка - более 15 железнодорожных вагонов оказалась в трюмах "Беспощадного".
Мы с Козинцом проверили работу матросов. Все сделано прочно, надежно. Приказываю буксиру прекратить выкачивать воду. С тревогой ждем: не будет ли погружаться корабль? Нет, держится. Из отсеков поступают доклады о том, что уровень воды не повышается. Проходит час, другой. Крен устранен, корабль стоит на ровном киле. Все в порядке!
Неподалеку от нас, в штольне пристрелочной станции, разместился штаб тыла флота. Начальник тыла контр-адмирал Заяц - мой давний знакомый. Иду к нему поделиться удачей. Завидя меня, контр-адмирал поднял очки на лоб, спросил заботливо:
- Ну как, твой "Беспощадный" еще не утонул?
- Теперь не утонет. Мы его начинили пробкой, как плавательный пояс. Даже если весь корпус у него будет как решето, все равно он удержится на воде.
- Какой еще пробкой? - нахмурил густые брови контр-адмирал. - Что ты меня сказками забавляешь! Не время шутить.
- Да не шучу я. Пришел к вам, как к своему старому командиру и учителю, за советом. Вот хочу к командующему флотом на поклон пойти: пусть даст буксир. Тронемся на юг.