— Прочитал. Это наша история? Полагаю, это история любви.
Я прочитал ее блокнот, и слова в нем навсегда запечатлелись в моей памяти.
— Я бы сказала, что это трагедия, — возразила она.
— Ну, искусство субъективно, — небрежно ответил я. — Там сказано, что тебе нравилось, когда я угрожал наказанием. Скучала по мне, да, принцесса? — мягко подзадорил я ее. Намеренное непонимание обычно выводило ее из себя. Мне нужно было понять, как далеко Молли мысленно отдалилась от меня и сколько времени потребуется, чтобы вернуть ее обратно.
Она усмехнулась.
— Если это то, что ты понял из всего, тогда я не могу тебе помочь. Никто не может. Кроме того, на случай, если ты недостаточно углубился в историю, которую я написала, ты не герой. Ты — злодей.
Я кивнул. Я действительно дошел до этой части. И никогда не смогу забыть слова, которыми Молли описала мое погружение во тьму. Крошечные кинжалы, все до единого, вонзились в мое сердце, оставив меня уязвимым и истекающим кровью.
— По крайней мере, я все еще главный герой, — бросил я, надеясь заставить ее увидеть трагическую комичность нашей ситуации. Она любила и ненавидела меня, и, вероятно, никогда не сможет полностью избавиться ни от одной из этих эмоций. — Надеюсь, у тебя есть с собой все необходимое. Мы уезжаем отсюда.
Ее руки сжались в кулаки на столе, и она опустила взгляд на деревянную поверхность. Я бы убил сотню мужчин, чтобы узнать, что творилось у нее в голове в этот момент.
— Полагаю, ты не отпустишь меня, если я попрошу?
— Ты знаешь ответ на этот вопрос, — сказал я безапелляционно. Потребность остаться наедине с Молли, без моих людей, расставленных по всему заведению и подслушивающих то, что им не следует слышать, была непреодолимой.
— Генри мертв?
Ее внезапный вопрос застал меня врасплох.
— Да, но не от моей руки.
Она нахмурилась и подняла на меня глаза.
— От чьей?
— Николая.
Она издала недоверчивый смешок и закрыла глаза. Ее грудь поднималась и опускалась в такт долгим, успокаивающим вдохам. Молли была далеко не так невозмутима, как пыталась показать.
— А моя мать?
— В целости и сохранности. Я бы никогда не тронул её, я же говорил тебе. Фиона и Мара — невинные…
— А я кто? Разве я не была невинной? — перебила она, открыв глаза, чтобы обжечь меня зеленым огнем.
Я приветствовал этот ожог. Гнев — это не та ужасная покорная пустота, которая была минуту назад.
— Это не имеет значения. То, что ты моя, перевешивает все остальное, и неважно, куда ты убежишь и как хорошо спрячешься, как бы ты ни пыталась это отрицать, мы оба знаем правду. Мы всегда принадлежали друг другу, Мэллори, и никакая сила в этом мире не сможет этого изменить.
— Сейчас я тебя ненавижу, понимаешь? На этот раз я действительно тебя ненавижу, — тихо заверила она.
Я поймал себя на том, что киваю.
— Я знаю, что ты так думаешь, но это ничего не меняет. Я все равно предпочту твою ненависть твоему отсутствию в любое время. Ненавидь меня сколько хочешь, если тебе от этого легче. Я не возражаю.
Я оттолкнулся от стола и встал. Молли мгновение колебалась, пока я не опустил свою руку рядом с ее, все еще лежащей на столе.
— Пора возвращаться домой, Мэллори.
— А твоя жена не будет против? — внезапно бросила она.
Её гневная ревность успокоила мое израненное сердце. Ей было не все равно. Мэллори могла кусаться, пинаться и драться со мной всю дорогу до своей милой маленькой клетки, но она дико ревновала, и, держу пари, тоже очень скучала по мне. Мы с ней были одинаковыми, и мы всегда и во всем будем друг для друга исключением. Как бы далеко я ни заходил, не было ничего, что Мэллори не простила бы мне, потому что ее душа нашла своего партнера в моей.
— Я не женат, принцесса. Пора бы уже понять. В этом мире есть только одна женщина, с которой я планирую заключить брак, и она сбежала прежде, чем я успел ей это объяснить. Я же говорил тебе, что не собираюсь жениться. Ты мне не поверила?
Ее глаза встретились с моими, и между тонкими светлыми бровями пролегла складка замешательства.
— Николай сказал, что вы помолвлены. Это имело смысл, учитывая всю остальную ложь, которую ты мне наговорил.
— Какую? Я объясню каждую, но не здесь. Не устраивай сцен и пойдем со мной. Мы сможем обсудить все, что ты захочешь.
— А если я захочу уйти после этого, ты мне позволишь?
Этот вопрос вызвал боль где-то глубоко внутри меня.
— Ты уже знаешь ответ.
Мой ровный тон заставил ее отвести глаза от меня. Я хотел схватить ее и унести отсюда, брыкающуюся и кричащую, но ее хрупкость беспокоила меня.